Судья Чудецкий А.В. дело № 22-1099
АПЕЛЛЯЦИОННОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ
г. Кострома 25 декабря 2018 года
Судебная коллегия по уголовным делам Костромского областного суда в составе:
председательствующего Николаевой Е.И.
судей Назаровой Н.Е., Ротчева И.К.
с участием прокурора Виноградова Р.А.
защитника Шпилевого С.Н.
при секретаре Семеновой Г.В.
рассмотрела в открытом судебном заседании материалы уголовного дела по апелляционному представлению государственного обвинителя – заместителя прокурора Костромского района Костромской области Демьянова Е.Е. на приговор Костромского районного суда Костромской области от 29 октября 2018 года, которым
Егоров А.В., ДД.ММ.ГГГГ рождения, уроженец <данные изъяты>, ранее неоднократно судимый,
оправдан по предъявленному ему обвинению в совершении преступления, предусмотренного ст. 111 ч.1 УК РФ, на основании п. 2 ч.2 ст. 302 УПК РФ в связи с его непричастностью к совершенному преступлению,
за Егоровым А.В. признано право на реабилитацию,
мера пресечения в отношении Егорова А.В. в виде подписки о невыезде и надлежащем поведении отменена,
материалы дела направлены начальнику СО ОМВД России по Костромскому району для производства предварительного следствия и установления лица, подлежащего привлечению в качестве обвиняемого.
Заслушав доклад судьи Николаевой Е.И., мнение прокурора, поддержавшего представление, защитника оправданного, просившего об оставлении приговора суда без изменения, судебная коллегия
УСТАНОВИЛА:
Егоров А.В. обвинялся в том, что ДД.ММ.ГГГГ около <данные изъяты> часов, находясь в состоянии алкогольного опьянения возле магазина, расположенного в доме <адрес>, в ходе ссоры умышленно нанес Ч. удар ногой в область живота и груди слева, от которого Ч. упал, после чего Егоров А.В. нанес ногой еще один удар в ту же область. В результате указанных действий у Ч. образовалась тупая травма живота и грудной клетки: подкапсульный разрыв селезенки, перелом 8, 9, 10 ребер слева, малый гематоракс слева, которая имела опасность для жизни и причинила тяжкий вред его здоровью.
В судебном заседании Егоров А.В. вину не признал.
Суд установил и указал в приговоре, что в период до 1 суток до момента поступления Егорова А.В. в медицинское учреждение ему была причинена тупая травма живота и грудной клетки, причинившая тяжкий вред здоровью, однако причастность Егорова А.В. к совершению этих действий не доказана, а потому постановил в отношении него оправдательный приговор.
В апелляционном представлении государственный обвинитель Демьянов Е.Е. просит приговор суда отменить, а уголовное дело направить на новое судебное разбирательство. Полагает, что приговор суда является незаконным ввиду несоответствия выводов суда фактическим обстоятельствам дела, существенного нарушения уголовно-процессуального закона и неправильного применения уголовного закона.
По мнению государственного обвинителя, суд необоснованно принял во внимание выдвинутую Егоровым А.В. в суде версию о том, что на следствии он оговорил себя по договоренности с З. Эта версию Егорова А.В. является лишь способом защиты, не логична, судя по показаниям и Егорова и З., последний в область ребер и селезенки Ч. тоже не бил. Егоров и З. не выясняли у Ч., кто же его избил на самом деле. Сам Егоров, освободившийся из мест лишения свободы за несколько месяцев до ДД.ММ.ГГГГ, не мог не предполагать, что по ст. 111 ч.1 УК РФ его осудят к реальному лишению свободы, не мог рассчитывать на условное осуждение после того, как его взяли под стражу по делу. Кроме того, в момент совершения преступления в отношении Ч. Егоров уже находился под следствием по другому уголовному делу, по которому он впоследствии за совершение преступления небольшой тяжести был осужден к реальному лишению свободы. Полагает, что в случае самооговора Егоров заявил бы об этом уже с момента задержания или заключения его под стражу, но он этого не делал, а давал признательные показания, рассчитывая смягчить свою ответственность.
Автор представления указывает на то, что в судебном заседании свидетель З. отрицал нанесение ударов в область ребер, живота и селезенки Ч., не оспаривал лишь то, что ударял его по лицу, сломав нос, за что и был впоследствии осужден к реальному лишению свободы.
Утверждения суда о том, что потерпевший также вступил в сговор с Егоровым А.В. и Ч. опровергаются показаниями свидетеля Ш., из которых следует, что ее брат Ч., находясь в больнице, рассказывал ей, что в доме в д. <данные изъяты> его избил З., а на остановке – Егоров. В больнице Ч. находился с ДД.ММ.ГГГГ до ДД.ММ.ГГГГ и о каких-либо договоренностях Егорова и З. знать не мог, а, следовательно, говорил своей сестре правду. К показаниям потерпевшего в суде о том, что его избил не Егоров, следовало отнестись критически, он свои показания неоднократно менял, то пояснял, что его избили на остановке двое неустановленных лиц, то избил З. В ходе же допроса Ш. Ч. подтвердил правдивость ее показаний, пояснил, что действительно говорит сестре о его избиении на остановке Егоровым и это соответствует действительности, а на вопрос суда о причинах изменения своих показаний в суде ответил, что не желает привлекать Егорова к ответственности.
В ходе расследования при допросах Егоров, З. и Ч. давали правдивые показания, которые согласуются как между собой, так и подтверждаются иными доказательствами.
К показаниям свидетеля Б., утверждавшей в суде об алиби Егорова, следовало отнестись критически, эти показания ложны. В ходе следствия Егоров о существовании данного свидетеля не пояснял, а, кроме того, между показаниями этого свидетеля и показаниями Егорова имеются существенные противоречия в части времени возвращения Егорова в д. <данные изъяты>, которые Егоров пытался неубедительно объяснить, ссылаясь на то, что он был пьян и не ориентировался во времени.
Прокурор считает, что приговором суда создан прецедент, когда виновное лицо может избежать уголовной ответственности, давая на следствии одни показания (при объяснении до возбуждении дела, при допросе в качестве подозреваемого, обвиняемого, при проверке показаний на месте, при проведении СПЭ), а в суде другие, чем сводится к нулю значение предварительного следствия по уголовному делу.
В возражениях на апелляционное представление оправданный Егоров А.А. настаивает на своей невиновности, утверждает, что ДД.ММ.ГГГГ находился у свидетеля Б.., на суде объяснил, почему изначально себя оговорил. К свидетелю Ш. следовало отнестись критически, поскольку она является сестрой потерпевшего.
В возражениях на апелляционное представление потерпевший Ч. указывает, что Егоров его не избивал, никто кроме З. его не бил, о чем он правдиво сообщал участковому К. Вместе с тем просит З. к уголовной ответственности не привлекать, поскольку во всем произошедшем виновен он сам.
Проверив материалы дела, обсудив доводы апелляционного представления и возражений на него, судебная коллегия приходит к выводу, что приговор суда подлежит отмене ввиду несоответствия выводов суда фактическим обстоятельствам дела.
Так, отвергая представленные стороной обвинения доказательства, в частности, те показания потерпевшего Ч., свидетеля З. и самого Егорова, которые были даны ими в ходе предварительного следствия, соответствуют друг другу и обстоятельствам, указанным в предъявленном обвинении, суд пришел к выводу, что доверять им нельзя, поскольку они являются результатом сговора между Ч., З. и Егоровым. Содержание же такого сговора, как следует из приговора, заключалось в том, что З. и Егоров, узнав от Ч. о том, что ему предстоит операция по удалению селезенки, договорились, что Егоров возьмет на себя часть вины З., а именно признается в причинении Ч. телесных повреждений в области живота. Сделал это Егоров, как указано в приговоре, по-дружески из-за того, что проживал в доме З., считая, что понесет за это меньшую ответственность. В дальнейшем, как признал суд, З. и Егоров сообщили о своей договоренности потерпевшему Ч..
Вместе с тем, содержание исследованных судом доказательств с выводами о наличии подобного сговора не позволяет согласиться.
В судебном заседании Егоров показал, что когда он, переночевав у девушки по имени Т. в <адрес>, около <данные изъяты> часов ДД.ММ.ГГГГ вернулся в дом к З., тот ему рассказал, что накануне избил Ч. за то, что тот ударил его сожительницу К.1, З. говорил, что бил Ч. и по лицу и по телу. На следующий день к вечеру из разговора с З. он узнал, что Ч. звонил ему из больницы, сказал, что ему будут удалять селезенку. В связи с тем, что на тот период времени З. находился под административным надзором и его привлекали к уголовной ответственности по ст. 119 УК РФ (а не будучи благодарным за то, что проживал в доме З., как указано в приговоре) он предложил З. взять часть его вины на себя, а именно признаться в нанесении ударов Ч. в живот. З. согласился и, насколько ему известно, после выписки Ч. из больницы, сообщил ему об их договоренности, он сам при этом разговоре З. и Ч. не присутствовал.
В то же время в материалах дела имеются представленные компанией сотовой связи «<данные изъяты>» сведения (т.№ л.д.№-№) о том, что Ч., находясь в больнице, лишь единственный раз звонил З., но было это в 10.12 часов ДД.ММ.ГГГГ, в этот же день спустя <данные изъяты> минут с телефона З. перезванивали Ч.. Более до 24 часов ДД.ММ.ГГГГ (далее сведений нет) соединений между этими абонентами не было. Однако, судя по содержанию медицинской карты амбулаторного больного, изложенному в заключении судебно-медицинской экспертизы, на момент указанных соединений вопрос об удалении Ч. селезенки не стоял, компьютерная томография органов брюшной полости, по результатам которой у него было заподозрено размозжение селезенки, была впервые выполнена в <данные изъяты> часов ДД.ММ.ГГГГ, а решение о необходимости удаления этого органа принято только лишь ДД.ММ.ГГГГ после осмотра заведующим хирургическим отделением (т. № л.д. №). Таким образом, эти доказательства свидетельствуют о том, что во время, указанное Егоровым в суде, Ч. о перспективах своего лечения еще не знал и З. сообщить не мог, а, следовательно, договоренность вышеуказанного содержания между Егоровым и З. в это время не могла иметь место.
Свидетель З. о наличии подобного сговора с Егоровым в суде заявил лишь только после наводящего вопроса Егорова, в котором Егоров практически полностью изложил ему свою версию событий (вопрос следующего содержания: «я к тебе пришел с вином уже утром, но магазины открываются в 8 утра, а не в 5, так что раньше 8 утра на следующий день я к тебе придти не мог. Мы договорились с тобой сказать, что я пришел около 5 утра, чтобы снять с тебя подозрения по этому делу, расскажи правду, как все было»). Согласно данным З. после этого показаниям, услышав такой вопрос Егорова, он понял, что нужно говорить правду и сообщил, что когда Егоров узнал о том, что он избил Ч., то предложил ему взять на себя «половину вины, чтобы тебя не обвинили», решил прикрыть его, «потому что у него уже было следствие по ст. 157 УК РФ» ( т.№ л.д. №).
Помимо того, что такое объяснение поведения Егорова само по себе нелогично, ибо в отношении самого Егорова в тот период времени также осуществлялось уголовное преследование по другому уголовному делу, по которому он позже был осужден к реальному лишению свободы и в настоящее время отбывает наказание, а со слов допрошенной в качестве свидетеля дознавателя К.2, расследовавшей это дело, очень боялся, что ему изменят меру пресечения и в связи с этим постоянно поддерживал с ней связь, так еще и ни Егоров, ни З. не могли внятно объяснить, чем же, по их мнению, частичное признание вины Егоровым могло облегчить участь З., который никогда не отрицал нанесение ударов Ч. в лицо, в итоге был за это осужден к реальному лишению свободы и не мог заранее знать, что последствия этих его ударов в голову потерпевшего (а у Ч. были сломаны 4 кости лицевого отдела черепа) судебными медиками будут признаны менее тяжкими, чем последствия тех ударов, в которых признался Егоров на следствии.
Суждение суда о том, что Егоров согласился частично взять вину З. на себя исключительно потому, что проживал на тот момент в его доме и был ему за это благодарен, как противоречит позиции самого Егорова, который неоднократно в суде повторял, что вину З. взял на себя частично, поскольку на тот момент в отношении З. осуществлялось уголовное преследование и был установлен административный надзор, так не может быть признано состоятельным, поскольку Егоров постоянного места жительства не имеет, ситуация проживания в чьем-то жилище является для него обычной и повода оговаривать себя в совершении тяжкого преступления ему явно не давала.
Более того, несмотря на заявления Егорова и З. о таком сговоре и возникшую после этого у З., с его слов, решимость рассказать в суде правду, З., чью вину якобы взял на себя Егоров, на протяжении всего судебного разбирательства категорически отрицал нанесение им ударов в живот Ч..
Не мог З. внятно объяснить в судебном заседании и обстоятельств сообщения факта такой договоренности потерпевшему Ч.. При первоначальном допросе на вопрос государственного обвинителя З. кроме того, что он говорил Ч. о ней, ничего не пояснял, при повторном допросе утверждал, что они уже втроем договаривались о даче следствию одинаковых показаний. При выяснении у З. противоречий в указанной части, на вопросы о том, принимал ли потерпевший участие в их договоренности, был ли разговор с потерпевшим, какие показания нужно давать следователю, З. либо вообще не давал ответов либо говорил: «наверное», затем пояснил, что он договаривался об этом с Ч., и это было в ноябре у него дома в ходе распития спиртного. Однако, такие показания З. не согласуются с поведением самого Ч., который в последний день <данные изъяты> года сотрудникам полиции при даче объяснения сообщил, что бил его только З.
Потерпевший же Ч., дав изначально в суде показания, отличные от данных им на следствии, объясняя противоречия в этих показаниях, самостоятельно о какой-либо договоренности с кем-то из участников производства по делу суду вообще не пояснял. Лишь при повторных допросах после выслушивания показаний З. и Егорова на вопрос председательствующего, известно ли ему о состоявшемся между Егоровым и З. сговоре о том, что Егоров возьмет его вину на себя, потерпевший ответил: «слышал», когда и что именно слышал, не помнит и в силу ст. 51 Конституции РФ на вопросы об этом отвечать отказывается.
Таким образом, показания Егорова, Ч. и З. относительно состоявшегося между ними сговора, его целей, смысла, содержания, обстоятельств достижения, интересов каждого из его участников противоречивы, непоследовательны, нелогичны, противоречат имеющимся в деле сведениям, что суд, оправдывая Егорова, оставил без внимания.
Суд также указал в приговоре, что наличие указанного сговора подтвердила в судебном заседании свидетель К.1 и в этой части ее показания являются достоверными. Однако всё, что пояснила свидетель об обстоятельствах этого сговора, это ее состоящий из одного слова «слышала» ответ на вопрос председательствующего: «Вам известно что-нибудь о том, что Егоров с З. договаривались между собой о том, что Егоров возьмет на себя вину за избиение Ч.?». От кого, что именно и при каких обстоятельствах об этом слышала К.1 из ее показаний неясно, а потому такого рода заявления свидетеля подтверждением состоявшегося сговора служить не могут.
Более того, свидетель К.1 в судебном заседании дала показания и о том, что рано утром после того, как З. наносил удары по лицу Ч., во время, когда еще не работали магазины, к ним домой пришел Егоров, и она лично слышала его разговор с З., Егоров рассказывал, что по пути он видел Ч., тот сидел на остановке, был весь в крови, сказал ему, что стукнул ее, за что Егоров нанес ему удары в живот. К.1 также утверждала в суде, что никаких Т. или иных лиц женского пола кроме нее самой вечером ДД.ММ.ГГГГ в доме З. не было. В этой части показания К.1 согласуются с предъявленным Егорову обвинением, но суд отверг их только на том основании, что ввиду длительного употребления спиртных напитков и ее состояния здоровья она плохо помнит случившееся, допустив таким образом существенные противоречия в выводах об оценке показаний этого свидетеля.
Кроме того, с выводом суда о том, что потерпевший Ч. дал в ходе следствия изобличающие Егорова показания, лишь следуя договоренности с З. и Егоровым, а равно с заявлениями Егорова о том, что Ч. сам по дороге в суд, куда их доставили на одной автомашине для перевозки заключенных, предложил ему говорить правду, никак не согласуются показания самого Ч., который изначально в судебном заседании показал, что З. ему кроме как в лицо ударов не наносил, а удары в живот ему возле остановки общественного транспорта в д. <данные изъяты> нанесли двое незнакомых ему молодых людей.
Именно в этой связи обращает на себя внимание и тот факт, что и свидетель З. изначально в судебном заседании хотя и давал показания, в целом соответствующие данным им в ходе следствия, но также, как и Ч., еще до того, как Егоров в ходе допроса открыто сообщил ему о необходимости изменения позиции по делу, сразу стал давать показания в пользу Егорова, утверждая, что минут через <данные изъяты> после того, как утром К.1 сообщила ему, что Ч. нет, пришел Егоров, который хотя и сказал, что видел Ч. на остановке, но про то, что наносил ему удары, ему ничего не говорил и сделать такого не мог, рассказал только, что помог Ч. встать.
Таким образом, еще до доведения в суде до сведения Ч. и З. версии о сговоре с целью дачи показаний против Егорова, каждый из них изменил в суде показания в его пользу, но при этом ни тот, ни другой не рассказывал суду о событиях так, как со слов Егорова, они имели место в действительности.
Такое поведение Ч. и З. не могло свидетельствовать в пользу вывода суда о том, что препятствием для дачи З. и З. правдивых показаний на следствии был сговор, о котором суду пояснил Егоров, но могло указывать на наличие между Ч., З. и Егоровым, которые ко времени судебного разбирательства оказались в местах лишения свободы, откуда вместе доставлялись в судебное заседание, договоренностей иного рода, возможность чего судом в приговоре оставлена без оценки.
С учетом изложенного не может согласиться судебная коллегия и с оценкой, которую суд дал показаниям свидетеля Ш.
Из показаний свидетеля Ш. так, как они зафиксированы в протоколе судебного заседания, следует, что Ч. – ее брат, в один из дней <данные изъяты> года около пяти утра он звонил ей, хрипел в трубку, она подумала, что у него приступ, он сказал, что находится в <данные изъяты>, сказал, что его избили двое, просил вызвать скорую, потом узнала, что брат в больнице. Она навещала брата неоднократно, пыталась его расспрашивать о случившемся, тот сначала молчал, не хотел говорить, а после операции, когда ему удалили селезенку, сказал, что избили его З. и Егоров, подробностей не сообщал. В дальнейшем, когда брата выписали из больницы, он рассказал, что вся потасовка началась дома у З. в связи с тем, что он то ли ударил, то ли оскорбил его сожительницу, за что З. его ударил, после чего он пошел домой и по дороге встретил Егорова, которому рассказал о случившееся, а Егоров также побил его за сожительницу З.
Эти показания Ш. полностью согласуются с показаниями, данными потерпевшим Ч., свидетелями З., К.1 и Ш.1 в ходе следствия, а также с показаниями самого Егорова, данными им при допросах в качестве подозреваемого, обвиняемого и при проверке его показаний на месте, со сведениями, которые потерпевший сообщил медикам сразу при доставлении в его больницу, пояснив им, что били его двое человек, с имеющимися в деле сведениями о том, что сотрудникам правоохранительных органов Ч. также изначально не желал сообщать каких-либо обстоятельств случившегося с ним.
Отвергая же показания этого свидетеля, суд также не дал оценки наличию у Ч. необходимости скрывать от Ш. правду о том, что бил его только З., а сообщать ей заготовленную исключительно для правоохранительных органов версию об участии в этом избиении еще и Егорова, при этом, что Ш.1 является близкой родственницей потерпевшего, судя по ее показаниям, принимала и принимает довольно активное участие в его жизни, сотрудником правоохранительных органов не является, а органам следствия о ней вообще не было известно.
Несостоятельной, по убеждению судебной коллегии, является и оценка, данная судом поведению самого Ч.1 во время допроса Ш.1 В ходе ее допроса потерпевший Ч. подтвердил, что разговоры между ними, о которых суду пояснила Ш., имели место, он так рассказывал своей сестре о случившемся с ним, поскольку в действительности все так и было, а в суде он изменил показания, поскольку «не хотел сажать Егорова».
Суд указал в приговоре, что такие заявления Ч. обусловлены его неустойчивым эмоциональным состоянием при допросе близкого родственника, вследствие которого он в связи с плохим самочувствием из зала суда был госпитализирован в медицинское учреждение. Такое суждение суда является абсолютно субъективным, равным образом указанное заявление Ч. может быть объяснимо и его эмоциональным состоянием при допросе близкого родственника, показания которого вынудили Ч. сообщить суду правду, чего он ранее всячески пытался избежать и что в дальнейшем в отсутствие в зале суда своей сестры продолжал делать.
При оценке показаний свидетеля Ш.1 суд указал в приговоре, что доверяет показаниям этого свидетеля, данным им в судебном заседании, а не в ходе предварительного следствия, поскольку он в исходе дела никак не заинтересован. Однако, сведений о том, что Ш.1 в период предварительного следствия был как-то заинтересован в исходе дела у суда также не было, а потому следует признать, что суд фактически в приговоре не привел мотивов, в силу которых отверг показания, данные свидетелем Ш.1 в ходе следствия. В этот период производства по делу Ш.1 подтверждал, что являлся очевидцем нанесения З. ударов Ч. вечером ДД.ММ.ГГГГ, лично видел, что З. сидел около лежащего Ч. и наносил ему удары по лицу, оттащил З. от Ч., вечером в тот же день дом З. покинул, и что там происходило далее, не видел.
В ходе же судебного заседания Ш.1, отвечая на вопросы государственного обвинителя, фактически подтвердил свои показания на следствии, а в дальнейшем стал утверждать, что покинул дом З. не вечером ДД.ММ.ГГГГ, а около 8 часов следующего дня, при этом в доме кроме З. и К.1 никого, в том числе и Егорова не было. При этом он дождался открытия магазина в 8 утра, созвонился со своим отцом, подождал, пока тот придет из д. <данные изъяты>, а затем вместе с ним ушел домой. Таким образом, фактически в суде Ш.1 изменил показания в пользу Егорова.
Таким образом, противоречия в показаниях Ш.1 существенны для дела, они подлежали судебной оценке.
С утверждением суда в приговоре, что запрошенные им сведения операторов сотовой связи о соединениях абонентов – самого Ш.1 и его отца - не опровергают того факта, что Ш.1 оставался в доме З., нельзя не согласиться, но вместе с тем эти сведения опровергают ссылки Ш. на имевший место утром ДД.ММ.ГГГГ телефонный разговор с отцом, благодаря в том числе которому он в суде вспомнил, что ночевал у З.. Такого соединения между телефонами свидетеля и его отца не было.
Приведенные в приговоре суждения суда о том, что версия, изложенная в предъявленном Егорову обвинении, неправдоподобна и абсурдна, никак не мотивированы, основаны на эмоциях, а потому в основу приговора положены быть не могли.
С выводами суда о наличии подтвержденного алиби Егорова судебная коллегия согласиться также не может.
В судебном заседании изначально Егоров показал, что вечером ДД.ММ.ГГГГ он выпивал в компании З., Ч., Ш.1, К.1 и ее подруги Т., в <данные изъяты> часу вечера Т. предложила снять денег, для чего нужно было ехать в <данные изъяты>, чтобы купить еще выпить. Он уехал с Т., в <данные изъяты> в терминале Сбербанка на ул. <данные изъяты> Т. сняла денег, потом они перешли в магазин через дорогу, где Т. купила водки, сигарет и закуски, а затем, сославшись на то, что у З. много народа, уже поздно, а у нее дома остался один <данные изъяты> сын, предложила поехать к ней. Дома у Т. они распили бутылку, после чего легли спать, проспали до утра, Т разбудила его около 8 утра, дала на дорогу <данные изъяты> рублей, чтобы он доехал до <данные изъяты>, он доехал до этого <данные изъяты> на маршрутке, там пересел на <данные изъяты> автобус и поехал в д.<данные изъяты> к З., пришел к нему около 8.30 часов.
Свидетель Б.(Т.), показания которой, как признал суд, являются достоверными и подтверждают алиби Егорова, пояснила, что вечером ДД.ММ.ГГГГ она находилась в доме у Б., где сам Егоров предложил ей съездить за вином, они вызвали такси, вино покупали в баре, поскольку времени было уже больше 22 часов и магазины были закрыты, а после поехали к ней домой, где всю ночь выпивали на кухне, выпили все спиртное, что у нее было, включая ее настойку от суставов, около 8 утра следующего дня она разбудила Егорова, после чего около 10 часов они поехали к ее земляку Х., пришли к нему в промежутке примерно с 10 до 11 часов, просидели около часа, а потом они с Х. проводили Егорова на остановку в <данные изъяты>, это было в районе полудня. По дороге к знакомому Егоров с ее телефона звонил женщине – дознавателю, сообщал ей адрес в д. <данные изъяты>, где его можно найти.
Таким образом, между показаниями Б. и Егорова имеются существенные противоречия как в деталях их общения вечером ДД.ММ.ГГГГ, так и в части обстоятельств и времени их расставания на следующий день. Объяснения Егорова, который, прослушав показания Б., заявил, что он в действительности ходил с ней к Х. и звонил дознавателю, но не стал рассказывать об этом в суде, так как не придал этому значения, признаны судом заслуживающими внимания, но согласиться с этим невозможно. Давая изначально показания в суде о том, что вернулся домой к З. около 8.30 часов утра, Егоров на какие-либо запамятования не ссылался, сам подсказал именно такое время своего возвращения свидетелю З., подробно и в деталях (вплоть до суммы денег, переданных ему девушкой по имени Т., видах транспорта, о покупке в магазине спиртного) описывал свой путь утром в д. <данные изъяты>. При этом Егоров не мог не понимать, что время его возвращения в дом З. имеет не просто существенное, а фактически решающее значение для дела, поскольку влияет на решение вопроса о его алиби, и, соответственно, виновности.
Более того, в ходе следствия никто из допрошенных лиц никогда не пояснял, что во время их распития спиртного вечером ДД.ММ.ГГГГ в доме З. там помимо К.1 присутствовала еще какая-либо женщина, с которой потом удалился Егоров, хотя сговор, наличие которого суд признал в приговоре, препятствием для сообщения следствию сведений об этом не являлся.
Сам Егоров при допросе в качестве подозреваемого показывал, что около 21-22 часов ДД.ММ.ГГГГ он из дома З. действительно уходил к девушке, которая проживает в <данные изъяты>, но находился у нее лишь до 02-03 часов ночи, после чего направился обратно и именно в это время встретил у остановки в д. <данные изъяты> Ч., которому нанес удары за то, что тот избил К.1 – сожительницу З., у которого Егоров на то время проживал. О том, что эта девушка присутствовала вечером 10 ноября 2017 года в доме З., Егоров не пояснял.
Свидетель Ш.1, показания которого, данные в суде, признаны в приговоре достоверными, также пояснил, что никакой женщины по имени Т. в вышеназванное время в доме З. не было.
Изложенное в совокупности давало повод для сомнений в достоверности показаний Б.., но судом в приговоре не приведено убедительных доводов об обратном.
Также не может согласиться судебная коллегия и с выводом суда о том, что алиби Егорова подтверждено, как указано в приговоре, объективными неоспоримыми данными технических служб о телефонных переговорах.
Согласно представленным суду филиалом <данные изъяты> в г. Костроме сведениям, в 10.56 часов ДД.ММ.ГГГГ на номер, зарегистрированный на Т., о существовании которого она вспомнила к моменту своего третьего допроса в суде, действительно поступил входящий звонок с телефона, который дознаватель К.2 в суде назвала как принадлежащий ей и который она давала Егорову для связи.
Помимо того, что сам факт такого звонка никак не может свидетельствовать об алиби Егорова, поскольку к его моменту потерпевший Ч. уже несколько часов находился в больнице, так судом остались и невыясненными причины, по которым сама дознаватель звонила на телефон Б., в суде при допросе К.2 вопрос о том, знакома ли она с Б., ей даже не задавался.
Заявления же свидетеля Б. в суде о том, что возможно не состоялся первый вызов, и дознаватель поэтому перезванивала сама, носят характер предположений, из запрошенных судом сведений о соединениях абонентов следует, что за период с 00 часов ДД.ММ.ГГГГ года иных кроме названного соединений, в том числе несостоявшихся вызовов, которые, как правило, также фиксируются операторами сотовой связи, между указанными абонентами не было.
Таким образом, выводы суда не подтверждаются доказательствами, рассмотренными в судебном заседании, суд не учел обстоятельств, которые могли повлиять на выводы о виновности Егорова, при наличии противоречивых доказательств суд принял одни доказательства и отверг другие по неубедительным мотивам либо не приведя таковых вовсе, выводы суда об оценке доказательств являются противоречивыми, а потому апелляционное представление государственного обвинителя подлежит удовлетворению, а уголовное дело – направлению на новое судебное разбирательство.
При новом судебном разбирательстве суду следует создать условия для объективного исследования всех представленных сторонами доказательств, принимая по ходу такого исследования меры к устранению возможных противоречий, при оценке показаний допрошенных лиц следует сопоставить их друг с другом, проанализировать, как они менялись по ходу складывающейся по делу судебной ситуации и выяснить причины этого, при необходимости принять меры по дополнительной проверке доказательств и по результатам принять по делу законное и обоснованное решение.
Поскольку Егоров обвиняется в совершении тяжкого преступления, ранее неоднократно судим, не имеет постоянного места жительства, при освобождении из мест лишения свободы может скрыться от суда и совершить новое преступление, судебная коллегия в целях обеспечения надлежащей организации предстоящего по делу нового судебного разбирательства считает необходимым избрать в отношении него меру пресечения в виде заключения под стражу.
На основании изложенного, руководствуясь ст.ст. 389.20, 389.28 и 389.33 УПК РФ, судебная коллегия
ОПРЕДЕЛИЛА:
Приговор Костромского районного суда Костромской области от 29 октября 2018 года в отношении Егорова А.В. отменить, уголовное дело направить на новое судебное разбирательство в тот же суд в ином составе.
Избрать в отношении Егорова А.В. меру пресечения в виде заключения под стражу на срок <данные изъяты> месяца, то есть до ДД.ММ.ГГГГ включительно.
Председательствующий Е.И. Николаева
Судьи И.К. Ротчев
Н.Е. Назарова