Решение по делу № 2-11/2018 от 24.08.2018

дело № УК-2-11/2018

П Р И Г О В О Р

Именем Российской Федерации

г. Калуга                                 19 декабря 2018 года

Калужский областной суд в составе председательствующего судьи Сидорова Р.А.

при секретаре Осадчей А.В.,

с участием государственного обвинителя – прокурора отдела прокуратуры Калужской области Морозовой Н.А.,

подсудимых Халиловой Ш.У., Васильевой Т.Л. и Ругина А.И.,

их защитников – адвокатов Аксеновой О.В. (в интересах Халиловой), Лавровой Е.В. (в интересах Васильевой), Петрова А.Г. и Волобуева В.В. (в интересах Ругина),

потерпевшей ФИО1,

рассмотрев в открытом судебном заседании материалы уголовного дела в отношении

ХАЛИЛОВОЙ Шалабии Умахановны, <данные изъяты>, несудимой,

ВАСИЛЬЕВОЙ Татьяны Леонидовны, <данные изъяты>, несудимой,

обвиняемых в совершении преступления, предусмотренного пп. «в», «ж» ч. 2 ст. 105 УК РФ,

РУГИНА Александра Ивановича, <данные изъяты>, несудимого,

обвиняемого в совершении преступления, предусмотренного чч. 4, 5 ст. 33, пп. «в», «ж» ч. 2 ст. 105 УК РФ,

У С Т А Н О В И Л:

Халилова Ш.У. при описанных ниже обстоятельствах, будучи лицом, обязанным оказать помощь больному в соответствии с законом, без уважительных причин не оказала такую помощь больному, что повлекло по неосторожности его смерть.

Согласно п. 2.1, 3.3, 3.1.1, 3.4 Устава государственного бюджетного учреждения здравоохранения <данные изъяты> области «Центральная районная больница <данные изъяты>» (далее – ЦРБ <данные изъяты> либо <данные изъяты> ЦРБ), утвержденного министром здравоохранения <данные изъяты> области 10 января 2012 года, предметом и целями деятельности учреждения является оказание медицинской помощи, в том числе: своевременное качественное обследование, лечение и реабилитация больных в стационарных и амбулаторных условиях; осуществление взаимодействия и преемственности с другими учреждениями здравоохранения по этапности оказания медицинской помощи; повышение качества и оперативности медицинского ухода и сервисное обслуживание больных; своевременное внедрение достижений научно-технического прогресса; обеспечение готовности к работе в экстремальных условиях; соблюдение персоналом этого учреждения этики и деонтологии; бесперебойная работа лечебно-диагностической аппаратуры. Для достижения этих целей ЦРБ осуществляет медицинскую деятельность (оказание медицинских услуг). Больница обязана оказывать качественную медицинскую помощь в соответствии с установленными стандартами в сфере здравоохранения. В месте нахождения больницы расположен круглосуточный стационар, в том числе с гинекологическим и акушерским отделениями.

В соответствии с трудовым договором от ДД.ММ.ГГГГ и приказом ЦРБ <данные изъяты> от того же числа № Халилова Ш.У. переведена на должность заведующей акушерско-гинекологическим отделением названной больницы - врача акушера-гинеколога.

Согласно трудовому договору и должностным обязанностям Халилова, в числе прочего, осуществляла единое руководство в стационаре, обеспечивала лечебно-диагностическую помощь населению по своей специальности, правильную и своевременную диагностику; могла давать распоряжения, обязательные для исполнения работниками отделения; являлась основным консультантом по своей специальности в стационаре и поликлинике.

28 декабря 2015 года в период с 10 часов 00 минут до 10 часов 26 минут в <данные изъяты> ЦРБ по адресу: <адрес>, за медицинской помощью обратилась ФИО1, находящаяся на 24 неделе беременности.

В силу Федерального закона РФ от 21 ноября 2011 года № 323-ФЗ «Об основах охраны здоровья граждан в РФ» ФИО1 имела право на оказание ей медицинской помощи; ее ребенок, в случае его рождения, подлежал особой охране, включая заботу о его здоровье, имел приоритетное право при оказании медицинской помощи; Халилова, в свою очередь, была обязана оказывать ФИО1 и ее ребенку медицинскую помощь в соответствии со своей квалификацией, должностными инструкциями, служебными и должностными обязанностями.

Халилова, которая в указанное время находилась на рабочем месте в <данные изъяты> ЦРБ и исполняла свои служебные обязанности, осмотрела ФИО1 и поставила ей диагноз «<данные изъяты>».

Халилова понимала, что в результате преждевременных родов ФИО1 может родиться недоношенный, незрелый, нежизнеспособный, живорожденный младенец с экстремально низкой массой тела, который может умереть в короткое время.

Халилова, исходя из своих стажа и опыта работы, а также методического письма Министерства здравоохранения и социального развития РФ от 21 апреля 2010 года № 15-4/10/2-3204, знала, что тяжелая анте- (до родов) и интранатальная (в процессе родов) гипоксия плода – одна из основных причин высокой заболеваемости и смерти новорожденных в РФ. Эффективная первичная реанимация новорожденных в родильном зале позволяет существенно снизить неблагоприятные последствия перинатальной гипоксии. Базовыми принципами оказания первичной реанимационной помощи являются: готовность медицинского персонала ЛПУ любого функционального уровня к немедленному оказанию реанимационных мероприятий новорожденному ребенку и четкий алгоритм действий в родильном зале; на каждых родах в любом подразделении любого медучреждения с лицензией на оказание акушерско-гинекологической помощи всегда должен присутствовать медицинский работник со специальными знаниями и навыками, необходимыми для оказания полного объема первичной реанимационной помощи; работа в родильном блоке должна быть организована таким образом, чтобы в случаях начала сердечно-легочной реанимации сотруднику, который ее проводит, с первой минуты могли оказать помощь не менее двух других медицинских работников.

В соответствии с названным методическим письмом Министерства здравоохранения и социального развития РФ полный объем и конкретные виды медицинской помощи такому ребенку, вид и длительность интенсивной терапии и ухода должны определяться в каждом конкретном случае индивидуально, исходя из эффективности (неэффективности) первичных реанимационных мероприятий и состояния ребенка. Его необходимо было: перенести под источник лучистого тепла; не обсушивая, поместить в пластиковый пакет или пленку; придать требуемое положение; очистить верхние дыхательные пути; оценить дыхание и сердечную деятельность; при отсутствии дыхания или наличии патологического дыхания или снижения частоты сердечных сокращений менее 100 в минуту, приступить к искусственной вентиляции легких через лицевую маску и начать подачу воздушно-кислородной смеси; при неэффективности этих мероприятий провести интубацию трахеи (введение трубки в трахею для подачи кислорода, введения лекарственных средств и других реанимационных мероприятий), а при урежении сердечных сокращений приступить к непрямому массажу сердца. Интубацию ребенка, родившегося с экстремально низкой массой тела, необходимо выполнить не позднее второй минуты жизни с учетом необходимости профилактического введения сурфактанта. В течение всего этого периода следует проводить оценку состояния новорожденного, определение показаний к использованию лекарственных средств и их применение (адреналин, физиологический раствор, бикарбонат натрия и т.д.).

28 декабря 2015 года в период с 10 часов 26 минут до 11 часов 57 минут в помещении акушерского отделения <данные изъяты> ЦРБ ФИО1 родила живорожденного младенца женского пола, массой тела 650 грамм, длиной тела не менее 30 см.

Заведующая акушерским отделением <данные изъяты> ЦРБ, врач-акушер-гинеколог Халилова, осознавая, что ребенок ФИО1 является живорожденным, и что первичные реанимационные мероприятия начинают в родильном зале и осуществляют при наличии хотя бы одного из признаков живорождения, в нарушение требований Федерального закона № 323-ФЗ от 21 ноября 2011 года «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации», названного выше письма Министерства здравоохранения и социального развития Российской Федерации от 21 апреля 2010 года №15-4/10/2-3204, методического письма Министерства здравоохранения и социального развития Российской Федерации от 16 ноября 2011 года №15-0/10/2-11336 «Интенсивная терапия и принципы выхаживания детей с экстремально низкой и очень низкой массой тела при рождении», должностной инструкции, служебных и должностных обязанностей, без уважительных причин не оказала младенцу ФИО1 медицинскую, в том числе первичную реанимационную помощь, не стала сообщать другим медицинским работникам, принимавшим участие в приеме родов ФИО1, о живорождении ребенка.

При этом Халилова предвидела возможность наступления смерти ребенка вследствие ее бездействия, но без достаточных к тому оснований самонадеянно рассчитывала на то, что другие медицинские работники <данные изъяты> ЦРБ, которые принимали участие в родоразрешении ФИО1, сами установят факт живорождения ребенка и примут меры к сохранению его жизни.

В результате бездействия Халиловой в короткое время после рождения в помещении <данные изъяты> ЦРБ рожденный живым ребенок ФИО1 умер от гипоксии (асфиксии), развившейся вследствие его недоношенности и незрелости, в свою очередь обусловленных преждевременными родами, к которым привели состояние ФИО1 и ее заболевания.

В случае оказания Халиловой своевременной квалифицированной медицинской помощи младенцу ФИО1 имелась возможность сохранения ему жизни.

Органами предварительного следствия и государственным обвинителем Халилова обвинялась в убийстве находившегося в беспомощном состоянии ребенка ФИО1 в составе группы лиц по предварительному сговору с педиатром <данные изъяты> ЦРБ Васильевой, а Ругин – в подстрекательстве их к этому преступлению и пособничестве ему.

Мотивы, по которым суд не соглашается с позицией стороны обвинения, будут приведены ниже.

В судебном заседании подсудимая Халилова вину в убийстве младенца ФИО1 не признала и показала, что утром 28 декабря 2015 года в акушерское отделение <данные изъяты> ЦРБ, заведующей которым она (подсудимая) являлась, с жалобами на боли в животе обратилась ФИО1. Срок беременности у нее составлял 23-24 акушерских недели. Она (Халилова) осмотрела ФИО1. Та находилась в активной фазе родов, когда остановить их уже невозможно. По медицинским документам, у ФИО1 были отягощенные акушерский (<данные изъяты>) и соматический (<данные изъяты>) анамнезы. Сердцебиение плода она (Халилова) не услышала.

Испытывая усталость после дежурства, она решила проконсультироваться по случаю ФИО1 с областным роддомом. На ее телефонный звонок ответил Ругин А.И. – заместитель главного врача по акушерству и гинекологии <данные изъяты> областной больницы. Она сообщила ему о ситуации с ФИО1. Ругин посоветовал вызывать санавиацию (реанимационная бригада, в состав которой входят специалисты <данные изъяты> клиник, выезжающие в районы из г. <данные изъяты> для оказания помощи на местах), делать реанимацию ребенку, если понадобится, а также проконсультировал по оформлению документации. Советов не оказывать помощь ребенку Ругин ей не давал. Она попыталась позвонить в санавиацию, но там было занято, а дальнейшие события не оставили ей времени на повторный звонок.

Она сделала ФИО1 УЗИ, сердцебиение плода вновь не услышала. Не будучи уверена, жив ли плод, она велела младшему медперсоналу – акушерке ФИО2 (после замужества – ФИО3, так и именуется далее по тексту) и детской медсестре ФИО4 готовиться к родам. ФИО3 готовила все, что касается роженицы (кресло для родов в родзале и др.), а ФИО4 – то, что относилось к ребенку: включила установленный в детской палате кувез (инкубатор для новорожденых), подготовила детский реанимационный стол в родзале, необходимое из имевшихся у них оборудования и медикаментов. На ее (Халиловой) вопрос, где находится педиатр Васильева, которая должна была участвовать в родах для помощи ребенку, кто-то из медсестер пояснил, что та уже в пути. После прихода Васильевой она (Халилова) ей рассказала о сроке беременности ФИО1 и о том, что не слышит сердцебиения ребенка, не уверена – жив ли тот. Она предложила Васильевой посмотреть на состояние родившегося ребенка и, если потребуется, – вызвать санавиацию.

Через короткое время ФИО3 ей сообщила, что у ФИО1 отошли воды. Она (Халилова) вновь осмотрела роженицу и велела старшей медсестре ФИО5 и санитарке ФИО6 везти ФИО1 в родзал. Она заранее объяснила ФИО3, что ребенка примет сама, а задача акушерки – быстро перерезать пуповину. ФИО1 родила, как только ее переложили с каталки на кресло в родзале. Она (Халилова) приняла ребенка и попыталась прощупать пульсацию пуповины. На долю секунды ей показалось, что есть слабый пульс, но затем он пропал. Она по-прежнему не была уверена, что ребенок жив. Других признаков живорожденности не было. ФИО3 пересекла пуповину, и она (Халилова) положила ребенка на детский реанимационный стол, у которого стояли ФИО4 с Васильевой. При этом она (Халилова) пожала плечами в знак того, что не понимает состояния ребенка. ФИО4 завернула младенца в заранее подогретую пеленку и специальную пленку и тут же вынесла в детскую палату, чтобы там поместить в кувез. Васильева вышла следом. Она (Халилова) еще около 20 минут оказывала помощь роженице в родзале, когда туда заглянула ФИО4 и сказала, что ребенок родился мертвым.

Причина переноса ребенка из родзала - низкая температура там. Новорожденному в первую очередь требовалось тепло, которое мог обеспечить только единственный исправный стационарный кувез в детской палате.

Выйдя из родзала она (Халилова) позвонила Ругину и сообщила о рождении ребенка, его приблизительные рост и вес («на глаз»). На тот момент она уже знала о том, что ребенок мертв, а из разговора поняла, что и Ругин это знает. В разговоре она употребляла слова «телепается», «сердцебиение 60», «мы не дышали. Он сам дыхательное движение делал»» в отношении ребенка ФИО1, говорила это в прошедшем времени. Ее слова «он пытался что-то там вякнуть», могли быть частью разговора, который она вела с медсестрой гинекологического отделения, параллельно беседуя по телефону с Ругиным, и не касались ребенка ФИО1. Ругин вновь дал ей советы по правильному оформлению документации на этого младенца. Затем она занималась другой работой. Днем, узнав от ФИО5, что ей длительное время назад звонил Ругин, она перезвонила ему со своего сотового телефона (предыдущие звонки она делала с радиотрубки стационарного телефона акушерского отделения). Разговор опять шел о документации по мертвому плоду ФИО1 и его направлении на вскрытие в г. <данные изъяты>.

Она оформила историю родов ФИО1, указав там, что ребенок родился мертвым. Те же сведения внесла в историю развития ребенка и Васильева. Согласно справке патологоанатома, который вскрывал ребенка, установлена антенатальная асфиксия плода. В документации она, со слов роженицы, отразила отсутствие шевелений плода с 02 часов 00 минут 28 декабря 2015 года.

29 декабря 2015 года от сотрудников Следственного комитета она узнала, что ими расследуется убийство ребенка ФИО1. В этой связи она вновь звонила Ругину.

На 28 декабря 2015 года она была частично ознакомлена с методическим письмом Минздравсоцразвития от 21 апреля 2010 года № 15-4/10/2-3204. Оказать помощь ребенку ФИО1, родись он живым, в условиях <данные изъяты> ЦРБ было невозможно. Ни она (Халилова), ни Васильева не были обучены навыкам неотложной реанимационной помощи глубоконедоношенным детям с экстремально низкой массой тела (хотя на момент родов ФИО1, она считала, что Васильева и ФИО4 обладают такими навыками). В их больнице не было необходимого оборудования и медикаментов. Она неоднократно ставила перед руководством вопрос о приобретении недостающего оборудования, но ее заявки не выполнялись.

Подсудимый Ругин виновным в подстрекательстве и пособничестве убийству себя не признал и показал, что утром 28 декабря 2015 года ему на рабочий телефон позвонила Халилова и рассказала о ситуации с беременной ФИО1. Зная об оснащенности и квалификации персонала акушерского отделения <данные изъяты> ЦРБ, и по своему опыту он счел, что ребенок, который мог родиться у ФИО1, не имел шансов выжить в условиях районной больницы. Ему требовалась квалифицированная высокотехнологичная помощь на уровне перинатального центра, которого тогда в <адрес> не было, либо областного роддома. Он посоветовал Халиловой вызывать санавиацию, но судя по состоянию ФИО1, та должна была родить в течение примерно 40 минут. Бригада санавиации не успела бы даже выехать из <адрес>. Также он предложил Халиловой делать ребенку реанимацию в соответствии с письмом Минздравсоцразвития от 21 апреля 2010 года № 15-4/10/2-3204. Понимая, что ребенок умрет либо в родах, либо сразу после них, он из чувства солидарности с Халиловой, как с заведующей отделением, которой, как и ему, приходится сдавать отчеты в областном минздраве, посоветовал ей оформить смерть ребенка как мертворождение, чтобы не ухудшать статистику детской смертности, за которую докторов ругают. Позже он сам звонил Халиловой, но той не оказалось на месте, а медсестра, как теперь известно – ФИО5, сообщила ему, что ребенок ФИО1 мертв. Вскоре Халилова перезвонила ему. Он, уже зная о смерти младенца, вновь дал ей советы по оформлению документации на того как на мертворожденного. Слова Халиловой в этом разговоре: «Не, не, мы не дышали», он понял так, что ребенку не делали искусственное дыхание. В этот же день он, как и обещал Халиловой во втором телефонном разговоре, позвонил патологоанатому ФИО7 и попросил оформить результаты вскрытия трупа младенца ФИО1 как мертворожденного, даже если там будут признаки реанимационных мероприятий. После этого Халилова еще раз ему позвонила, он опять дал ей советы по оформлению документов на ребенка как на мертворожденного.

Подсудимая Васильева не признала вину в убийстве ребенка ФИО1 и показала, что работала на полставки врачом-педиатром в <данные изъяты> ЦРБ. 28 декабря 2015 года она пришла в ЦРБ около 11 часов 00 минут. Только тут от детской медсестры ФИО4 она узнала о том, что предстоит прием родов у ФИО1 и о сроке ее беременности. Со слов ФИО4, которые она (Васильева) проверила, та уже подготовила для родов все необходимое: комплект теплых пеленок и пленку, кувез в детской палате, лампу лучистого света на реанимационном столе в родзале. Халилова – акушер-гинеколог, которой предстояло вести роды, пояснила ей (Васильевой), что сердцебиение плода не слышит, в том числе по УЗИ; мать шевелений плода тоже не ощущает; предположительно, плод мертв. Она с ФИО4 занимались другой работой, когда их позвали на роды ФИО1. Они встали у детского реанимационного стола в родзале, а ФИО5 и ФИО6 ввезли туда на каталке ФИО1. Когда ее перекладывали на кресло, произошли роды. Она (Васильева) не видела ребенка с того места, где находилась, до тех пор, пока он не оказался на детском реанимационном столе. Видимая ей часть пуповины по цвету была более характерна для живорожденного. Она попыталась послушать ребенка фонендоскопом, но ей это не удалось, ФИО4 быстро запеленала ребенка в заранее приготовленный комплект из теплой пеленки и специальной пленки, перенесла его в детскую палату (через 3 двери от родзала), уложила в кувез и отсосала слизь и околоплодные воды изо рта. Перенос ребенка в кувез был обусловлен низкой температурой воздуха в родзале – это обычная их практика с «тяжелыми» (требующими особого ухода) детьми. Она (Васильева) вышла сразу за ФИО4, помыла руки и приступила к осмотру ребенка. Таким образом, с момента родов до того, как она смогла начать осмотр, прошло не менее одной минуты. Признаков жизни у ребенка - дыхания, сердцебиения, движений - она не выявила. То есть он был мертв, а мертвым реанимационные мероприятия проводить запрещено. В детской комнате она была максимум 10 минут, после чего вышла в туалет, а когда вернулась минут через 5, ФИО4 сообщила, что заходила Халилова и велела выключить кувез. Позже она (Васильева) оформила историю развития ребенка, где отметила отсутствие у него признаков живорожденности, указала на его мертворождение, но в диагнозе написала «<данные изъяты>». Мероприятия, проведенные ФИО4 (укладывание под лучистое тепло, пеленание, завертывание в пленку, перенос в кувез, придание требуемого положения, отсос слизи), в меддокументации она (Васильева) не отразила, так как не увидела для этого подходящих граф в бланках, а также потому, что считала эти мероприятия само собой разумеющимися. Она считает, что не могла оказать необходимую ребенку ФИО1 помощь, родись тот живым: она не проходила обучение по специальности неонатология, не владела приемами реанимационной помощи таким детям; в ЦРБ не было необходимого оборудования и медикаментов.

Все трое подсудимых заявили, что причиной смерти ребенка ФИО1 явилось состояние матери и плода, а не действия (бездействие) медиков.

Несмотря на отрицание подсудимой Халиловой виновности в неоказании помощи ребенку, повлекшем по неосторожности его смерть, она (виновность) подтверждается следующими доказательствами.

Потерпевшая ФИО1 показала, что с сентября 2015 года состояла на учете в женской консультации в связи с запланированной беременностью, проходила все необходимые обследования. 26 декабря 2015 года (срок беременности составлял около 24 недель) в связи с болями в животе она обратилась к гинекологу, который направил ее в <данные изъяты> ЦРБ. Там врач акушер, осмотрев ее, сказала, что есть «небольшая угрозка» прерывания беременности. На ее вопрос, можно ли полечиться дома, врач ответила положительно, назначила лекарства. Она (ФИО1) подписала отказ от госпитализации и ушла домой. Назначенные врачом препараты ей помогли. В ночь на 28 декабря 2015 года ей стало хуже, и утром она обратилась к гинекологу ФИО8 в поликлинике. Та направила ее в ЦРБ. В период с 10 до 11 часов 00 минут она пришла в акушерское отделение. Там ее осмотрела врач Халилова, которая пояснила, что начались роды и остановить их нельзя. Ее перевели в предродовую палату, где Халилова сделала ей УЗИ. Вплоть до перевода в предродовую она ощущала шевеление плода, потом боли усилились, и она не уверена, двигался ли плод. Но она точно не сообщала никому из медперсонала об отсутствии шевелений плода с ночи. Вскоре после УЗИ у нее отошли воды, и по распоряжению Халиловой ее перевезли в родзал. Когда ее перекладывали с каталки на кресло, родился ребенок. В ногах у нее стояли Халилова и акушерка ФИО3, в зале были еще люди. Ребенка она видела мельком, кто его принял, кто перерезал пуповину, сказать не может. Через очень короткое время после родов она услышала голос медсестры ФИО4 (они проживают по соседству и знакомы): «Дайте мне его», затем ФИО4 вынесла ребенка из родзала. В полутора метрах справа от ФИО1 стоял столик с прозрачными бортами. Она хорошо видела, что после родов на этот стол ребенка не клали и на столе не пеленали. ФИО4 могла запеленать ребенок перед тем, как вынести – это могло произойти вне зоны ее (ФИО1) обзора. Примерно через пару минут после родов у нее (ФИО1) отошел послед. Халилова и ФИО3 оказывали ей послеродовую помощь, потом Халилова ушла (время ФИО1 назвать не может). При Халиловой или после ее ухода (точно потерпевшая не помнит) в зал зашла ФИО4 и сказала, что ребенок нежизнеспособен, ничего сделать было нельзя. Она (потерпевшая) находилась в родзале до обеда, потом ее отвезли в палату. О том, что ребенок родился живым, она узнала от работников Следственного комитета.

Свидетель ФИО9 – муж потерпевшей, подтвердил сообщенные ею сведения.

Согласно оглашенным на основании п. 1 ч. 1 ст. 276 УПК РФ показаниям, данным Халиловой в ходе предварительного расследования (проверка ее показаний на месте и очная ставка с Васильевой), при проведении ФИО1 УЗИ она (подсудимая) выявила «очень слабое» сердцебиение плода (т. 4 л.д. 67, 98).

По заключению № судебно-медицинской экспертизы трупа младенца ФИО1, причиной смерти новорожденного младенца является гипоксия (асфиксия), обусловленная:

1) наличием ряда заболеваний и состояний у ФИО1: <данные изъяты>;

эти заболевания и состояния привели к сосудистым нарушениям в матке, в том числе и в зоне прикрепления плаценты, и явились причиной преждевременных родов у ФИО1;

2) состоянием новорожденного младенца: <данные изъяты>

Младенец является новорожденным, недоношенным, незрелым, нежизнеспособным, живорожденным.

Срок внутриутробной жизни младенца соответствует 24 неделям (около 6 акушерских месяцев), на момент исследования трупа масса тела 640 грамм, длина – 33 см.

Установленный внутриутробный возраст и степень незрелости органов препятствовали самостоятельному продолжению жизни ребенка вне материнского организма.

О живорожденности младенца свидетельствуют частично раскрытые альвеолы и бронхиолы, спазм артерий пуповины, отек стромы пуповины и кровоизлияния в ее ткань. Раскрытые альвеолы и бронхиолы являются признаком имевших место дыхательных движений, а спазм артерий пуповины с отеком стромы и кровоизлияниями - признаком пульсации артерий пуповины.

Отсутствие крови на поверхности тела младенца, слизи, крови в ротовой полости, наличие сыровидной смазки преимущественно в области естественных складок, пересеченной пуповины с наличием зажима на фрагменте пуповины свидетельствуют о признаках медицинского ухода.

Отсутствие следов инъекций и катетеризаций, зонда, эндотрахеальной трубки, прикрепленных электродов и иных признаков диагностических и лечебных процедур позволяет высказаться о том, что медицинская помощь новорожденному младенцу не оказывалась.

В истории развития новорожденного № отсутствуют данные об оказании медицинской помощи младенцу в связи с его «мертворождением».

Длительность внеутробной жизни (жизни после рождения) ребенка была непродолжительной, исчисляемой секундами-минутами.

При судебно-медицинском исследовании трупа младенца обнаружены кровоизлияния в области ротоглотки, слизистой языка и гортани, ткани мягкого неба, которые, учитывая их локализацию и размерные характеристики, могли образоваться как в результате гипоксии (гипоксические повреждения), так и в результате механического воздействия в указанные анатомические области (например, при очищении полости рта от слизи, крови пальцем или медицинским инструментарием, прибором) (т. 9 л.д. 23-80).

В соответствии с заключением № дополнительной судебно-медицинской экспертизы трупа младенца ФИО1, приказом Министерства здравоохранения и социального развития Российской Федерации от 27 декабря 2011 года №1687н «О медицинских критериях рождения, форме документа о рождении и порядке его выдачи», живорождением является момент отделения плода от организма матери посредством родов при сроке беременности 22 недели и более при массе тела новорожденного 500 грамм и более или в случае, если масса тела ребенка при рождении неизвестна, при длине тела новорожденного 25 см и более при наличии у новорожденного признаков живорождения (дыхание, сердцебиение, пульсация пуповины или произвольные движения мускулатуры независимо от того, перерезана пуповина и отделилась ли плацента).

При судебно-медицинской экспертизе трупа младенца (заключение №) установлено наличие морфологических признаков двух критериев живорожденности из четырех, что однозначно указывает на живорождение.

При этом, по данным медицинских документов, младенец родился мертвым, в связи с чем медицинская помощь ему не оказывалась.

В настоящее время общепринято (письмо Министерства здравоохранения и социального развития Российской Федерации от 21 апреля 2010 года №15-4/10/2-3204 «Первичная и реанимационная помощь новорожденным детям»), что первичные реанимационные мероприятия начинают в родильном зале и осуществляют при наличии хотя бы одного из признаков живорождения. Если через 10 минут от начала проведения реанимационных мероприятий в полном объеме у ребенка отсутствует сердцебиение, реанимационные мероприятия в родильном зале прекращаются.

Организация, принципы и виды первичных реанимационных мероприятий включают: готовность медицинского персонала лечебно-профилактического учреждения любого функционального уровня к немедленному оказанию реанимационных мероприятий новорожденному ребенку и четкий алгоритм действий в родильном зале; первичная и реанимационная помощь новорожденным после рождения должна оказываться во всех учреждениях, где потенциально могут происходить роды, включая догоспитальный этап; на каждых родах, проходящих в любом подразделении любого медицинского учреждения, имеющего лицензию на оказание акушерско-гинекологической помощи, всегда должен присутствовать медицинский работник, имеющий специальные знания и навыки, необходимые для оказания полного объема первичной реанимационной помощи новорожденному ребенку; работа в родильном блоке должна быть организована таким образом, чтобы в случаях начала сердечно-легочной реанимации, сотруднику, который ее проводит, с первой минуты могли оказать помощь не менее двух других медицинских работников (врач акушер-гинеколог, анестезиолог-реаниматолог, медицинская сестра-анестезист, акушерка, детская медицинская сестра).

Навыками первичной реанимации новорожденного должны владеть:

а)    врачи и фельдшеры скорой и неотложной медицинской помощи, производящие транспортировку рожениц;

б)    весь медицинский персонал, присутствующий в родильном зале во время родов (врач акушер-гинеколог, анестезиолог-реаниматолог, медицинская сестра-анестезист, медицинская сестра, акушерка);

в)    персонал отделений новорожденных (неонатологи, анестезиологи- реаниматологи, педиатры, детские медицинские сестры).

Акушер-гинеколог заранее оповещает о рождении ребенка неонатолога или другого медицинского работника, владеющего в полном объеме методами первичной реанимации новорожденных, для подготовки оборудования. Специалист, оказывающий первичную реанимационную помощь новорожденным, заранее должен быть поставлен в известность акушером-гинекологом о факторах риска рождения ребенка в асфиксии.

Необходимо также:

- обеспечить оптимальный температурный режим для новорождённого (температура воздуха в родильном зале не ниже +24 °С, отсутствие сквозняка, включенный источник лучистого тепла, согретый комплект пеленок);

- проверить наличие и готовность к работе необходимого реанимационного оборудования;

- пригласить на роды врача, владеющего приемами реанимации новорожденного в полном объеме;

- в случае, когда прогнозируется рождение ребенка в асфиксии, рождение недоношенного ребенка в сроке 32 недели беременности и менее, в родильном зале должна присутствовать реанимационная бригада, состоящая из двух человек, обученных всем приемам реанимации новорожденных. Оказание помощи новорожденному должно быть единственной обязанностью членов этой бригады на время проведения первичной реанимации.

Для проведения эффективной первичной реанимационной помощи учреждения акушерского профиля должны быть оснащены соответствующим медицинским оборудованием и медикаментами, перечисленными в Приложении №6 к названному письму Минздравсоцразвития.

Анализируя протокол осмотра места происшествия – акушерского отделения <данные изъяты> ЦРБ от 30 декабря 2015 года, эксперты констатировали, что кроме аппарата искусственной вентиляции легких для длительного поддержания дыхания (в том числе с опцией СРАР - режим искусственной вентиляции легких постоянным положительным давлением), при рождении ребенка ФИО1 для оказания первичной реанимационной помощи в <данные изъяты> ЦРБ имелись соответствующие условия и возможности.

При этом необходимо было выполнить следующий перечень мероприятий:

- перенести ребенка под источник лучистого тепла;

- не обсушивая ребенка, поместить в пластиковый пакет или пленку;

- придать требуемое положение;

- очистить верхние дыхательные пути;

- оценить дыхание и сердечную деятельность;

- при отсутствии дыхания или наличия патологического дыхания или снижения частоты сердечных сокращений менее 100 в минуту, приступить к искусственной вентиляции легких через лицевую маску и начать подачу воздушно-кислородной смеси;

- при неэффективности этих мероприятий провести интубацию трахеи (введение    трубки в трахею для подачи кислорода, введения лекарственных средств и других реанимационных мероприятий), а при урежении сердечных сокращений приступить к непрямому массажу сердца; при этом интубацию ребенка, родившегося в возрасте менее 27 недель (с экстремально низкой массой тела) необходимо выполнить не позднее второй минуты жизни с учетом необходимости профилактического введения сурфактанта (препараты сурфактанта вводятся для профилактики и лечения дыхательных расстройств);

- в течение всего этого периода проводится оценка состояния новорожденного, определение показаний к использованию лекарственных средств и их применение (адреналин, физиологический раствор, бикарбонат натрия и т.д.).

Полный объем и конкретные виды медицинской помощи, в том числе высокотехнологической помощи, вид и длительность интенсивной терапии и ухода определяются в каждом конкретном случае индивидуально, исходя из эффективности (неэффективности) первичных реанимационных мероприятий и состояния ребенка.

Несмотря на то, что новорожденные с экстремально низкой массой тела относятся к группе высокого риска в плане наступления неблагоприятного исхода (смерти, инвалидизации), их реанимация, лечение и уход должны осуществляться при наличии хотя бы одного признака живорожденности, при этом, в нормативно-правовых документах отсутствуют какие-либо временные и/или прогностические ограничения к проведению реанимационных мероприятий.

По данным специальной литературы и клинической практики, возможно выживание недоношенных детей с экстремально низкой массой тела при оказании своевременной квалифицированной медицинской помощи.

Согласно письму Минздрава России от 19 февраля 2016 года, количество детей, рожденных с массой тела 500-749 грамм, составило: <данные изъяты>.

Эксперты пришли к выводу, что в случае оказания младенцу ФИО1 своевременной квалифицированной медицинской помощи медицинскими работниками ГБУЗ КО «ЦРБ <данные изъяты> района» не исключена возможность сохранения жизни младенца (т. 9 л.д. 123-198).

В судебном заседании допрошены эксперты, участвовавшие в производстве названных экспертиз.

Судебно-медицинские эксперты ФИО10 и ФИО11 показали, что отрицательная плавательная проба легких – недостаточный критерий для определения мертворожденности. Спазм артерий пуповины и кровоизлияния могут возникнуть только у живых лиц. Определить, сколько дыхательных движений сделал ребенок, нельзя.

Согласно показаниям эксперта-гистолога ФИО12, в единичных раскрывшихся альвеолах младенца ФИО1 имелся воздух – то есть ребенок дышал после рождения. Наличие в просветах отдельных альвеол роговых чешуек свидетельствует о попадании туда околоплодных вод, что возможно при родах.

Эксперт-неонатолог ФИО13 пояснил, что критерии живорожденности ребенка определяются в родзале в первые секунды жизни. При наличии хотя бы одного из этих критериев нужно незамедлительно проводить реанимационные мероприятия. Ребенок ФИО1 без оказания ему помощи выжить не мог. Если присутствовавшие при родах врачи не располагали необходимыми навыками оказания помощи и частью оборудования, они должны были обеспечить участие при родах специалистов, которые такими навыками обладают, а если это не сделано – оказывать ребенку всю возможную помощь имеющимися силами и средствами. При этом при наличии обученного специалиста и всего объема оборудования качество оказанной помощи было бы выше. Однако и в условиях <данные изъяты> ЦРБ в случае оказания ребенку медицинской помощи было возможно спасти ему жизнь.

Эксперт акушер-гинеколог ФИО14 показала, что врач, определивший при родах пульсацию пуповины, должен сообщить об этом другим участникам. Обязанность определения критериев живорожденности ребенка лежит как на враче-акушере-гинекологе, так и на других участвующих в приеме родов врачах (педиатре либо неонатологе).

Органом, осуществляющим оперативно-розыскную деятельность, на основании решения суда проводилось оперативно-розыскное мероприятие – прослушивание телефонных переговоров Ругина. Результаты этого мероприятия представлены следователю в виде оптических дисков с аудиозаписями разговоров Ругина по телефону, в том числе с Халиловой и ФИО7 28 и 29 декабря 2015 года (т. 14 л.д. 4, 5, 6, 7, 8, 84, 85, 94, 95).

Операторами телефонной связи (ПАО «Ростелеком» и ОАО «МТС») выданы сведения о детализации телефонных соединений абонентских номеров (служебных и сотовых), находящихся в пользовании Ругина, Халиловой, ФИО7. Полученные от операторов документы осмотрены и приобщены к уголовному делу в качестве вещественных доказательств; в них зафиксировано время и длительность соединений (т. 14 л.д. 145, 151, 152, 153-155, 168, 180, 181-185).

По показаниям свидетеля ФИО15 – работника ПАО «Ростелеком», имеющееся на передающих станциях оборудование синхронизировано по точному времени. Поэтому погрешность времени соединений абонентских номеров стационарных телефонов в детализациях может быть не более нескольких секунд.

По итогам прослушивания этих аудиозаписей в судебном заседании суд считает, что наиболее полно и точно содержание зафиксированных на них разговоров между Халиловой и Ругиным отражено в приложении № 1 к заключению экспертов № от 14 июня 2018 года (комплексная фоноскопическая экспертиза) (т. 28 л.д. 117-121).

В протоколе осмотра аудиозаписей, произведенном следователем (т. 14 л.д. 30-46), и в заключении комплексной фоноскопической и лингвистической экспертизы № от 26 мая 2016 года (т. 10 л.д. 13-33) ряд слов, которые при воспроизведении записей разговоров Халиловой с Ругиным 28 декабря 2015 года в судебном заседании отчетливо слышны, указаны как неразборчивые (например, реплика Халиловой в 1-ом разговоре с Ругиным: «Кувез?» - ср. т. 14 л.д. 32 и т. 10 л.д. 30 с т. 28 л.д. 117; окончание ее же фразы во 2-ом разговоре «(… он там пытался там что-то) вякнуть» - ср. т. 14 л.д. 34 с т. 28 л.д. 118). Напротив, фразы, которые при воспроизведении в судебном заседании и при экспертизе в июне 2018 года не были определены, в протоколе осмотра приведены (например, слова Халиловой, якобы произнесенные в 3-м разговоре с Ругиным «…еще билось сердце» - ср. т. 14 л.д. 38 с т. 28 л.д. 118 - оборот).

В связи с этим дальнейшая оценка судом вещественных доказательств – аудиозаписей телефонных переговоров Ругина с Халиловой и ФИО7 проводится на основании содержания разговоров, приведенного в приложении № 1 к заключению экспертов № от 14 июня 2018 года (время разговоров указано в соответствии с названными выше детализациями телефонных соединений участников диалогов).

Содержание 1-го разговора, состоявшегося между Халиловой и Ругиным в 10 часов 26 минут 28 декабря 2015 года (фонограмма 1 в заключении экспертов), свидетельствует о том, что Халилова знает о предстоящих ФИО1 преждевременных родах глубоко недоношенным, живым ребенком с экстремально низкой массой тела.

Содержание второго разговора между Халиловой и Ругиным в 11 часов 57 минут 28 декабря 2015 года (фонограмма 2 в заключении экспертов) указывает на то, что в ходе него Халилова сообщает Ругину о рождении ФИО1 ребенка весом 650 грамм, ростом 30 см, с признаками живорождения (сердцебиение, дыхание – «он сам просто дыхательные движения делал»), который «телепается», «сейчас где-то шестьдесят сердцебиение», «…сам просто дыхательные движения делал», а также о том, что ребенку не выполнялась искусственная вентиляция легких («не, не, мы не дышали»). В ответ Ругин советует Халиловой оформить ребенка как мертворожденного («…напишите, что родился без признаков жизни…», «На мертворожденного будете оформлять…» (на вопрос Халиловой о том, надо ли им оформлять сигнальную карту на ребенка), а также обещает попросить патологоанатома ФИО7 оформить результаты вскрытия трупа ребенка как мертворожденного («…надо будет позвонить ФИО7…Попросить, чтобы они увидели мертворожденного»).

В ходе разговора, состоявшегося в 13 часов 51 минуту 28 декабря 2015 года (фонограмма 5 в заключении экспертов), Ругин сообщает ФИО7 о рождении ФИО1 живого ребенка (вес, рост, наличие дыхания («Ну там единичные вздохи-охи-то были, конечно»), о том, что он (Ругин) с учетом «конца года» посоветовал оформить его как мертворожденного. Ругин обращается к ФИО7 с просьбой, тот отвечает утвердительно, но уточняет, все ли «правильно» оформят в <данные изъяты> ЦРБ. Ругин заверяет его, что там все оформят как мертворождение.

Из содержания третьего разговора между Халиловой и Ругиным в 14 часов 00 минут 28 декабря 2015 года (фонограмма 3 в заключении экспертов) видно, что Ругин продолжает инструктировать Халилову относительно оформления документов на ребенка ФИО1 как на мертворожденного, а также сообщает ей о состоявшемся разговоре с ФИО7 («…я уже с патанатомами договорился по вашему случаю…Чтобы гасили его как мертворожденного»).

В соответствии с заключением экспертов № от 14 июня 2018 года (комплексная фоноскопическая экспертиза) в разговорах, зафиксированных на оптическом диске «CD-R диск с записями №…», в папке «<данные изъяты>» (файлы «<данные изъяты>» (фонограмма 1), «<данные изъяты>» (фонограмма 2), в папке «<данные изъяты>» (файлы «<данные изъяты>» (фонограмма 3), «<данные изъяты>» (фонограмма 4), «<данные изъяты>» (фонограмма 5), признаков монтажа и иных изменений, привнесенных в процессе записи или после ее окончания, не обнаружено. На всех фонограммах имеется речь Ругина; на фонограммах №№ 1, 2 и 4 – имеется речь Халиловой (речь женщины на фонограмме № 3 идентифицировать не представилось возможным в связи с малым объемом и непредставительностью речевого материала); на фонограмме № 5, вероятно, имеется речь ФИО7. Записи, содержащие фонограммы № 1, 2 и 3, являются непрерывными. Эти три записи не являются оригиналами. Определить, являются ли они копиями, не представляется возможным в связи с отсутствием файлов-оригиналов и актов копирования фонограмм на оптический диск. В приложении № 1 к заключению эксперты привели установленные ими тексты разговоров на исследованных фонограммах, атрибутировали реплики говоривших (т. 28 л.д. 95-158).

Свидетель ФИО16, сотрудник полиции, работающий в подразделении УМВД по <данные изъяты> области, которое производило технические мероприятия по прослушиванию телефонных переговоров Ругина, показал, что фиксация этих переговоров осуществляется при помощи специального оборудования на сервер. Затем составляется сводка переговоров, которая передается инициатору мероприятия. Если того заинтересовала определенная фонограмма (отдельный разговор), она копируется для него на оптический диск, после чего автоматически стирается с сервера. При этом вмешательство оператора в процесс копирования (изменение содержания фонограммы) аппаратными возможностями не предусмотрено. Мероприятия в отношении Ругина проводились по инициативе отдела по борьбе с экономическими преступлениями. Но в процессе фиксации переговоров были получены сведения об угрозе жизни и здоровью ребенка, о чем известили Управление уголовного розыска, которому передали относящиеся к данному факту фонограммы.

По показаниям свидетеля ФИО3, утром 28 декабря 2015 года в акушерское отделение <данные изъяты> ЦРБ, где она (ФИО3, на тот момент у нее была фамилия ФИО2) работала акушеркой, обратилась с жалобами беременная (срок менее 25 недель) ФИО1. Врач акушер-гинеколог Халилова ее осмотрела и сказала, что роды уже начались, сердцебиения плода она не слышит. По распоряжению Халиловой она (свидетель) стала готовить к родам ФИО1 и помещение родзала. Халилова делала роженице УЗИ. Еще до родов Халилова объяснила ей (ФИО3), что примет ребенка сама, а задача акушерки очень быстро перерезать пуповину. Обычно до перерезания пуповины она (ФИО3) ждет, пока та прекратит пульсировать, поэтому слова Халиловой она поняла так, что окончания пульсации в этих родах ждать не нужно. После того, как у ФИО1 отошли воды, медсестра ФИО5 и санитарка ФИО6 перевезли ее в родзал. При перекладывании на кресло произошли роды. Ребенка приняла на руки Халилова. Она (ФИО3) быстро (за 15-20 секунд) пересекла пуповину. Свидетель подтвердила правильность своих показаний на предварительном следствии, оглашенных на основании ч. 3 ст. 281 УПК РФ, согласно которым она не помнит, была ли пульсация пуповины (т. 2 л.д. 109). Халилова положила ребенка на расположенный у кресла роженицы детский реанимационный стол. Рядом с этим столом стояли детская медсестра ФИО4 и врач-педиатр Васильева. Что они делали с ребенком, она (ФИО3) со своего места не видела, но через 10-15 секунд ФИО4 и Васильева вышли из родзала с младенцем. Позже она узнала, что они отнесли его в детскую палату, где стоял кувез, чтобы согреть ребенка, так как в родзале было холодно. Она и Халилова оставались в зале еще около 10-20 минут для оказания помощи роженице (прием последа, обработка родовых путей и др.). Пока они были в родзале либо уже на выходе из него, ФИО4 сказала, что ребенок родился мертвым. То же самое ей (свидетелю) позже сообщила и Васильева. Она (ФИО3) не видела признаков живорождения у младенца ФИО1. При указании в медицинской документации времени родов (12.45) она могла ошибиться, так как сама по часам момент рождения не фиксировала.

Свидетель ФИО4 показала, что утром 28 декабря 2015 года участвовала в приеме родов у ФИО1 в <данные изъяты> ЦРБ в качестве детской медицинской сестры. Перед родами врач акушер-гинеколог Халилова велела ей готовить все необходимое к приему преждевременных родов. Она (ФИО4) включила лампу лучистого тепла над детским реанимационным столом в родзале, там же уложила комплект – разогретую пеленку и пленку для обертывания младенца; в детской комнате через 3 двери от родзала (8-10 метров) включила кувез. Также ею были подготовлены медикаменты, иное оборудование и принадлежности к нему (мешок АМБУ, отсос, оксигенератор). Старшая медсестра ФИО5 вызвала педиатра Васильеву, которая работала в роддоме на полставки и приходила обычно к 11.00 – 11.30. По сообщению ФИО5, в момент подготовки к родам Васильева уже была в пути. Придя в больницу, Васильева проконтролировала ее (ФИО4) подготовительные действия. После команды о начале родов она и Васильева зашли в родзал и встали у детского стола. ФИО5 и санитарка ФИО6 ввезли на каталке ФИО1, которая родила сразу после перекладывания ее на кресло. Ребенка приняла Халилова. Рядом стояла акушерка ФИО3. После перерезания пуповины Халилова положила младенца на детский стол, одновременно мимикой показав, что не видит у него признаков жизни. Она (ФИО4) завернула ребенка в приготовленные пеленку и пленку и вынесла в детскую палату. Перенос занял около 15 секунд. Указаний сделать это ей никто не давал, это обычная практика при тяжелых родах, так как ребенка надо в первую очередь согреть, а в родзале холодно. Она уложила ребенка в кувез, придала правильное положение, отсосала слизь (небольшое количество). Васильева помыла руки и приступила к осмотру ребенка. От момента родов прошло около 1 минуты. Васильева пыталась послушать ребенка фонендоскопом еще в родзале на детском столе, каков был результат – она (ФИО4) не знает. После осмотра в детской комнате Васильева сообщила ей об отсутствии признаков жизни (сердцебиение, дыхание). Она (ФИО4) также не наблюдала ни одного из признаков живорождения у ребенка ни в родзале, ни в детской палате. Через некоторое время она (свидетель) выключила кувез, в котором ребенок оставался еще около 2 часов. Примерно через 15 минут после родов она (ФИО4) зашла в родзал, где еще находились Халилова и ФИО3, и сообщила ФИО1, что ребенок мертв. Время родов в истории развития ребенка она указала, ориентируясь на записи в истории родов.

По показаниям ФИО4, данным ею в качестве свидетеля 08 декабря 2016 года, оглашенным в суде на основании ч. 3 ст. 281 УПК РФ, она отрицала, что отсасывала слизь у ребенка ФИО1 (т. 2 л.д. 141-142).

Согласно показаниям свидетеля ФИО5 - старшей медицинской сестры акушерского отделения <данные изъяты> ЦРБ, утром 28 декабря 2015 года в их отделение обратилась беременная ФИО1, у которой начались преждевременные роды. Подготовкой к ним занимались акушерка ФИО3 и детская медсестра ФИО4. Последняя включила греться кувез в детской палате, лампу лучистого тепла в родзале, подготовила комплект из теплой пеленки и пленки для согревания ребенка, делала еще что-то. В родзал ФИО1 на каталке везли она (ФИО5) и санитарка ФИО6. Сразу при перекладывании на кресло произошли роды. Их приняла акушер-гинеколог Халилова. Ей помогала акушерка ФИО3. В зале также были ФИО4 и педиатр Васильева. До начала родов она (ФИО5) звонила Васильевой, которой тогда еще не было в больнице, по телефону по профсоюзным вопросам. Она (свидетель), занимаясь своей работой, перемещалась по отделению и видела, как ФИО4 на руках выносила запелёнатого ребенка из родзала в детскую палату, а следом шла Васильева. Причина переноса ребенка – необходимость его согреть, так как в родзале было холодно. Позже она (ФИО5) заглянула в детскую палату, на ее вопрос ФИО4 либо Васильева ответили, что ребенок мертв. После этого на городской телефон акушерского отделения позвонил мужчина, представившийся Ругиным, и спросил Халилову. Узнав, что той нет, он попросил передать, чтоб она перезвонила. Возможно она (ФИО5) сообщила ему о смерти ребенка ФИО1. Она передала Халиловой просьбу Ругина.

Свидетель ФИО6 показала, что 28 декабря 2015 года она работала санитаркой акушерского отделения <данные изъяты> ЦРБ. Вместе с ФИО5 она везла на каталке в родзал ФИО1. Роды у нее произошли, как только ее переложили в кресло. В ногах роженицы стояли Халилова и ФИО3. Кто принял ребенка, ФИО6 не видела. Пуповину перерезала ФИО3. Халилова, держа ребенка на руках, осмотрела его. Также в родзале у детского реанимационного стола стояли ФИО4 и Васильева. Сразу после рождения ребенка она (ФИО6) вышла за льдом для роженицы, вернулась примерено через 30 секунд. Ей навстречу вышли ФИО4 с незапеленатым (голым) ребенком на руках и Васильева. Халилова и ФИО3 остались в родзале с ФИО1.

В соответствии с оглашенными в судебном заседании на основании ч. 3 ст. 281 УПК РФ показаниями на предварительном следствии свидетеля ФИО6, она поясняла, что сразу после рождения ребенка ФИО4 прямо на лотке в ногах у ФИО1 закутала ребенка в пеленку и специальную пленку (т. 3 л.д. 12-15).

По показаниям свидетеля ФИО17, санитарки акушерского отделения <данные изъяты> ЦРБ, 28 декабря 2015 года она приехала в больницу около 12.30-13.00 (с учетом того, что выехала из г. <адрес> в г. <адрес> около 10.20 на электричке, а оттуда на автобусе до г. <адрес>). Вместе со старшей сестрой ФИО5 она перевезла из родзала в палату роженицу.

Согласно сообщению филиала ОАО «РЖД» 28 декабря 2015 года электропоезд из г. <данные изъяты> прибыл на ст. <данные изъяты> в 12 часов 01 минуту.

Как показала свидетель ФИО18 – акушер-гинеколог <данные изъяты> ЦРБ, 26 декабря 2015 года к ней на прием обратилась беременная ФИО1. Она (ФИО18) определила угрозу прерывания беременности и предложила госпитализацию в г. <данные изъяты>. ФИО1 отказалась, сославшись на то, что ей надо присматривать за старшим ребенком. ФИО18 и ее медсестра ФИО19 уговаривали ФИО1 госпитализироваться, но та письменно отказалась и ушла.

Свидетель ФИО19 подтвердила сведения, сообщенные ФИО18.

Свидетель ФИО8, врач-акушер-гинеколог женской консультации <данные изъяты> городской поликлиники, показала, что утром 28 декабря 2015 года она осмотрела обратившуюся к ней беременную ФИО1. У той были схваткообразные боли. Она направила ФИО1 в роддом г. <данные изъяты>. Со слов ФИО1, 26 декабря 2015 года она уже обращалась в роддом, ей предложили госпитализацию, но она отказалась.

Допрошенный в качестве свидетеля, ФИО7 показал, что 28 декабря 2015 года он исполнял обязанности заведующего отделением патанатомии ГБУЗ КО «<данные изъяты> областная детская больница» вместо отсутствовавшей ФИО20. Их отделение проводит вскрытия трупов детей, умерших в лечебных учреждениях области. Днем ему позвонил по телефону Ругин с просьбой относительно умершего в <данные изъяты> ЦРБ новорожденного. Он (ФИО7) считает, что просьба Ругина заключалась в том, чтобы вскрыть труп и выдать документы до наступления новогодних праздников. Труп этого ребенка привезли к ним на следующий день. Его вскрывал врач-патологоанатом ФИО21, к которому он (ФИО7) ни с какими просьбами по поводу вскрытия не обращался. Свидетельство о перинатальной смерти выписал и выдал работникам <данные изъяты> ЦРБ он (ФИО7), предварительно уточнив у ФИО21 диагноз. Исходя из услышанного, он написал в свидетельстве причину смерти – интранатальная (во время родов) гибель плода.

Согласно показаниям свидетеля ФИО21, 29 декабря 2015 года он в качестве патологоанатома производил вскрытие трупа ребенка ФИО1. По результатам вскрытия, в том числе по отрицательной водной пробе легких (фрагменты легких не всплывают в воде) он установил диагноз антенатальная (до родов) гибель плода. Свидетельство о смерти выписывал ФИО7, это их обычная практика. Почему в свидетельстве написано «интранатальная» гибель, он не знает. И тот и другой вид смерти являются внутриутробными. Он не помнит, говорил ли ФИО7 о результатах вскрытия, но тот мог их узнать у лаборанта или из черновика протокола вскрытия. Его (ФИО21) диагноз носил предварительный характер. Окончательный должен был быть установлен по итогам гистологического исследования органов (включая легкие), которые он изъял в ходе вскрытия. В тот же день труп младенца и документы по нему изъяли работники следственного комитета.

Свидетели ФИО22 и ФИО23 – соответственно, лаборант и санитарка патологоанатомического отделения <данные изъяты> областной детской больницы, подтвердили показания ФИО21 о вскрытии трупа ребенка ФИО1, оформлении его результатов и проведенных в их отделении следственных действиях.

По показаниям свидетеля ФИО24, заместителя главного врача по детству <данные изъяты> областной клинической больницы, рождение ребенка в ситуации ФИО1 - очень сложный случай. Мероприятия, которые требуется проводить в отношении такого ребенка, свидетель описала в соответствии с письмом Минздравсоцразвития 2010 года. От врачей ЦРБ в данной ситуации требовалось вызвать санавиацию и принимать все возможные меры к сохранению жизни ребенка до прибытия помощи. По мнению свидетеля, родившегося ребенка необходимо было согреть и делать ему искусственную вентиляцию легких. Последнее было возможно и с использованием мешка АМБУ, имевшегося, по описанию подсудимых Халиловой и Васильевой, в <данные изъяты> ЦРБ. Свидетель подтвердила свои показания, данные ею на предварительном следствии и оглашенные в суде на основании ч. 3 ст. 281 УПК РФ, согласно которым в ее практике был случай родов на сроке 24 недели, когда ребенку массой 650 грамм первичные реанимационные мероприятия провели врачи скорой помощи. Примерно через час они доставили ребенка в перинатальный центр, где он прожил еще сутки (т. 3 л. 178).

Свидетель ФИО25, врач акушер-гинеколог <данные изъяты> областной клинической больницы, в декабре 2015 года курировавшая по своему профилю работу <данные изъяты> ЦРБ, первоначально заявив, что в условиях районной больницы оказать реанимационную помощь ребенку ФИО1 было невозможно за отсутствием необходимого оборудования и специалистов, затем показала, что при рождении такого ребенка врачи ЦРБ должны были вызывать санавиацию и всеми возможными способами сохранять жизнь ребенка до прибытия помощи.

Свидетель ФИО26, заместитель главного врача по акушерству и гинекологии <данные изъяты> областной клинической больницы, сообщила те же сведения, что и свидетель ФИО25. Кроме того, она показала, что врач, определивший у младенца признаки живорождения, должен сообщить об этом остальным участникам родов.

Свидетель ФИО27, врач-неонатолог <данные изъяты> перинатального центра, подтвердила показания ФИО25 и ФИО26.

Свидетель ФИО28, на декабрь 2015 года – главный акушер-гинеколог <данные изъяты> области (внештатная должность, связанная с организационно-методической работой с ЛПУ области), показала, что на момент проверки в феврале 2015 года силами областного минздрава оснащенность акушерского отделения <данные изъяты> ЦРБ соответствовала предъявляемым требованиям.

В соответствии с протоколом осмотра места происшествия от 29 декабря 2015 года при осмотре акушерского отделения <данные изъяты> ЦРБ изъяты журнал поступлений беременных, история родов № на имя ФИО1 и ее же диспансерная книжка, график работы акушерского отделения на декабрь 2015 года, протокол № заседания врачебной комиссии по разбору истории родов № ФИО1, тетрадь отказа от госпитализации, медицинское свидетельство о перинатальной смерти серии <данные изъяты> №, график дежурств по отделению на декабрь 2015 года (т. 1 л.д. 127-142).

В ходе осмотра места происшествия 29 декабря 2015 года описаны помещения в акушерском отделении <данные изъяты> ЦРБ, находящееся там оборудование. Изъят журнал новорожденных, с записью под № о родах ФИО1, поступившей в отделение в 10 часов 30 минут 28 декабря 2015 года (т. 1 л.д. 144-171).

При осмотре 29 декабря 2015 года места происшествия - секционного зала патологоанатомического отделения ГБУЗ КО «<данные изъяты> областная детская больница» изъят труп новорожденного ФИО1 с биологическим материалом к нему, плацента; корешок медицинского свидетельства о перинатальной смерти, история развития новорожденного № на имя ФИО1; протокол патологоанатомического вскрытия № от ДД.ММ.ГГГГ (год не проставлен) (т. 1 л.д. 111-126).

Названные документы в дальнейшем осмотрены и приобщены к делу в качестве вещественных доказательств. При осмотре установлено, что в журнале поступления беременных под № имеется запись о поступлении 28 декабря 2015 года в 10 часов 30 минут ФИО1. Диагноз при поступлении: <данные изъяты>. Заключительный диагноз: <данные изъяты>.

Осмотр истории родов № на имя ФИО1 показал, что в ней имеются записи: о поступлении больной 28 декабря 2015 года в 10 часов 30 или 50 минут (в этом месте в тексте исправление). Диагноз при поступлении: <данные изъяты>... Диагноз клинический: <данные изъяты>. Диагноз заключительный: <данные изъяты>. Врач: Халилова Ш.У., акушерка: ФИО2. Течение родов в истории описано следующим образом: <данные изъяты>. Приняла ребенка врач Халилова Ш.У. В качестве осложнений беременности указано: <данные изъяты>. В истории родов имеется направление ФИО1 на госпитализацию от 28 декабря 2015 года от имени врача ФИО8 в связи с угрозой прерывания беременности сроком 24-25 недель.

Также в истории родов указано, что рожденный ФИО1 мертвый плод не имел признаков живорождения (дыхания, сердцебиения, пульсации пуповины, произвольных движений мускулатуры). Больная была проконсультирована с «зав. род. отд. КОКБ Ругиным А.И.».

В протоколе № заседания врачебной комиссии по разбору истории родов № ФИО1 указано, что согласно записям при осмотре в отделении сердцебиение плода не прослушивается, при осмотре аппаратом УЗИ сердцебиение отсутствует. Протокол не подписан.

В соответствии с записью в тетради отказа от госпитализации <данные изъяты> ЦРБ 26 декабря 2015 года ФИО1 отказалась от стационарного лечения в родильном отделении г. <данные изъяты>.

В истории развития новорожденного № на имя ФИО1 содержатся записи о времени рождения и смерти ребенка - 28 декабря 2015 года в 12 часов 25 минут. Указано на его мертворождение. При оценке состояния новорожденного по шкале Апгар прочерки во всех полях и колонках. Заключительный диагноз: <данные изъяты>. Отмечено отсутствие признаков живорождения.

В протоколе патолого-анатомического вскрытия № от ДД.ММ.ГГГГ (год не написан) указано на отрицательный результат водной пробы легких. Установлен патологоанатомический диагноз (предварительный) <данные изъяты>.

В медицинском свидетельстве о перинатальной смерти № на имя ФИО1 от ДД.ММ.ГГГГ указана причина смерти: интранатальная асфиксия плода, отек мозга. Свидетельство подписано от имени ФИО7 (т. 15 л.д. 36-140, 141).

По заключению почерковедческой экспертизы № от 16 августа 2016 года, записи относительно родов ФИО1 в журнале новорожденных и журнале поступления беременных <данные изъяты> ЦРБ выполнены ФИО3 (т. 10 л.д. 151-159).

Согласно заключению почерковедческой экспертизы № от 26 августа 2016 года записи в строках: «Диагноз при поступлении», «Диагноз клинический», «Диагноз заключительный» и «Осложнения в родах, после родов» на титульном листе истории родов на имя ФИО1, а также ряд других записей в этом документе, включая указание на интранатальную гибель плода, выполнены Халиловой (т. 10 л.д. 87-99).

К делу приобщена копия устава ГБУЗ КО «ЦРБ <данные изъяты> района», утвержденного министром здравоохранения <данные изъяты> области 10 января 2012 года, согласно п. 2.1, 3.3, 3.1.1, 3.4 которого предметом и целями деятельности учреждения является оказание медицинской помощи, в том числе: своевременное качественное обследование, лечение и реабилитация больных в стационарных и амбулаторных условиях; осуществление взаимодействия и преемственности с другими учреждениями здравоохранения по этапности оказания медицинской помощи; повышение качества и оперативности медицинского ухода и сервисное обслуживание больных; своевременное внедрение достижений научно-технического прогресса; обеспечение готовности к работе в экстремальных условиях; соблюдение персоналом этого учреждения этики и деонтологии; бесперебойная работа лечебно-диагностической аппаратуры. Для достижения этих целей ЦРБ осуществляет медицинскую деятельность (оказание медицинских услуг). Больница обязана оказывать качественную медицинскую помощь в соответствии с установленными стандартами в сфере здравоохранения. В месте нахождения больницы расположен круглосуточный стационар, в том числе с гинекологическим и акушерским отделениями (т. 12 л.д. 3-14, 94-104).

В соответствии с лицензией № от 11 декабря 2015 года с приложениями ГБУЗ КО «ЦРБ <данные изъяты> района» имела право на осуществление медицинской деятельности по акушерству и гинекологии, анестезиологии и реаниматологии, неонатологии, педиатрии (т. 16 л.д. 187-188).

Приказом ГБУЗ КО «ЦРБ <данные изъяты> района» № от ДД.ММ.ГГГГ Халилова переведена с прежнего места работы врача-акушера-гинеколога гинекологического отделения на новое место работы заведующей акушерско-гинекологическим отделением – врача-акушера-гинеколога с ДД.ММ.ГГГГ (т. 12 л.д. 22).

Согласно трудовому договору от ДД.ММ.ГГГГ и должностной инструкции Халилова как заведующая акушерско-гинекологическим отделением в числе прочего осуществляла единое руководство в стационаре, обеспечивала лечебно-диагностическую помощь населению по своей специальности, правильную и своевременную диагностику; могла давать распоряжения, обязательные для исполнения работниками отделения; являлась основным консультантом по своей специальности как в стационаре, так и в поликлинике (т. 12 л.д. 23-24, 25-27).

К делу приобщены также документы о получении Халиловой высшего медицинского образования, квалификационной категории, сертификации и повышении квалификации (т. 5 л.д. 115, т. 12 л.д. 29, 30, 31, 32, 33, т. 13 л.д. 7).

В соответствии с графиком дежурств акушерского отделения <данные изъяты> ЦРБ в отделении 28 декабря 2015 года работали заведующая акушерско-гинекологическим отделением Халилова, старшая медицинская сестра ФИО5, акушерка ФИО2, медицинская сестра палаты новорожденных ФИО4, санитар акушерского и гинекологического отделений ФИО6 (т. 12 л.д. 18-19).

Согласно информации Министерства здравоохранения <данные изъяты> области <данные изъяты> (т. 12 л.д. 92-93).

По сведениям Министерства здравоохранения Российской Федерации, <данные изъяты> (т. 12 л.    д. 107-108).

Согласно сообщению ГБУЗ КО «КОКБ» <данные изъяты> (т. 13 л.д. 93).

Приведенные доказательства суд оценивает как относимые, допустимые, достоверные (в отношении показаний подсудимых и ряда свидетелей, по оговоренным ниже мотивам, - только в части, в которой эти показания не противоречат установленным судом обстоятельствам дела) и в совокупности – достаточные для вывода о виновности подсудимой Халиловой.

Заключения судебно-медицинской экспертизы № и №, комплексной фоноскопической экспертизы № выполнены экспертами, имеющими необходимые образование и стаж работы, с соблюдением требований УПК РФ и ведомственных нормативных актов. Выводы экспертов основаны на проведенных ими исследованиях, сделаны в пределах их компетенции.

Подсудимый Ругин в судебном заседании обратил внимание на то, что названная фоноскопическая экспертиза проведена экспертами Главного управления криминалистики Следственного комитета РФ. Это обстоятельство, по мнению суда, само по себе не свидетельствует о недопустимости данного заключения, так как оснований полагать, что участвовавшие в его изготовлении эксперты лично прямо или косвенно заинтересованы в деле либо зависят от лица, производящего расследование (следователя СУ СК РФ по <данные изъяты> области), нет.

В судебном заседании подсудимые первоначально оспаривали вывод экспертизы № о живорождении ребенка ФИО1, однако в дальнейшем при даче показаний Халилова, фактически, заявила о том, что выявленные экспертами признаки живорожденности (пульсация пуповины и дыхание) действительно имели место. Она лишь настаивала, что, по данным судебно-медицинского исследования трупа, дыхание выразилось в отдельном дыхательном движении.

Довод стороны защиты о необоснованности заключения № ввиду того, что эксперты при его подготовке не располагали необходимыми данными об оснащенности <данные изъяты> ЦРБ и квалификации персонала, опровергаются названным заключением экспертизы и показаниями экспертов ФИО10, ФИО11, ФИО13 и ФИО14, согласно которым представленные в их распоряжение сведения об оборудовании и медикаментах, имевшихся в акушерском отделении ЦРБ, были достаточны для дачи заключения. Сведения о квалификации персонала на выводы экспертов не влияли, так как в соответствии с названным выше методическим письмом Минздравсоразвития России от 21 апреля 2010 года базовыми принципами оказания первичной реанимационной помощи является готовность медицинского персонала ЛПУ любого функционального уровня к немедленному оказанию реанимационных мероприятий новорожденному ребенку и четкий алгоритм действий в родильном зале.

Мнение подсудимых и их защитников о том, что это методическое письмо противоречит изданным впоследствии Минздравом России приказам от 01 ноября 2012 года № 572н «Об утверждении Порядка оказания медицинской помощи по профилю «Акушерство и гинекология (за исключением использования вспомогательных репродуктивных технологий)» и от 15 ноября 2012 года № 921н «Об утверждении порядка оказания медицинской помощи по профилю «Неонатология», несостоятельно.

Названные приказы, равно как и принятые по тем же вопросам приказы минздрава <данные изъяты> области № 591 от 07 июня 2012 года и № 1166 от 13 ноября 2013 года (т. 13 л.д. 21-30, 19-20), устанавливая этапность оказания медицинской помощи и разделяя лечебные учреждения на 3 группы (от первой (низшей), куда относится <данные изъяты> ЦРБ, до третьей (высшей) – перинатального центра, на декабрь 2015 года в <данные изъяты> области отсутствовавшего, его функции за некоторыми изъятиями выполняла <данные изъяты> областная клиническая больница), действительно относят прием преждевременных родов в случае ФИО1 к компетенции ЛПУ 3 уровня (на тот момент – <данные изъяты> областной клинической больницы). Однако согласно п. 29.3 Приказа № 572н, Приложению № 5 к названному приказу (Раздел «Осложнения родов и родоразрешения», нозологическая форма «O60. Преждевременные роды») при наличии противопоказаний к транспортировке роженицы, вступлении в роды и невозможности перевода в акушерский стационар 3 группы, а также при сроке беременности менее 34 недель и открытии шейки матки более 3 см (в случае ФИО1 это открытие составило 7 см) роды следует принимать в том акушерском стационаре, в который поступила женщина. Те же требования содержит и приказ № 921н (пп. 7, 10, 17, 21).

Вопреки доводам стороны защиты, положения последнего приказа не могут быть истолкованы как позволяющие в отсутствие врача-неонатолога не оказывать первую реанимационную помощь новорожденному глубоконедоношенному ребенку с экстремально низкой массой тела. На это указывает тот факт, что приказ № 921н, также как и методическое письмо от 21 апреля 2010 года, возлагает обязанность оказания первичной реанимационной помощи новорожденному не только на врачей (акушера-гинеколога, анастезиолога-реаниматолога, неонатолога, педиатра), но и на работников со средним медицинским образованием (медицинских сестер, акушерок).

Показания свидетеля ФИО29, начальника отдела медицинской помощи детям и службы родовспоможения министерства здравоохранения <данные изъяты> области, о том, что работники <данные изъяты> ЦРБ не должны были оказывать помощь младенцу ФИО1, несостоятельны, так как основаны на неправильном понимании названных нормативных актов.

Вопрос об оснащенности акушерского отделения <данные изъяты> ЦРБ являлся предметом исследования в судебном заседании.

Подсудимые Халилова и Васильева заявили, что в отделении отсутствовали необходимые для реанимации ребенка ФИО1 оборудование и медикаменты (аппарат для искусственной вентиляции легких с опцией СРАР, контуры с кислородом, лицевые маски размера, подходящего для данного младенца, клинок для интубации размера 0, следящая аппаратура; сурфактант; имевшийся мешок АМБУ был без клапана обратного давления и манометра). Свидетели ФИО5 и ФИО4 подтвердили эти показания подсудимых.

Заявления подсудимых, ФИО5 и ФИО4 в части отсутствия в отделении лицевых масок, дыхательных контуров, стилетов для интубации опровергаются представленными администрацией <данные изъяты> ЦРБ регистрационным удостоверением № на данное оборудование с приложением и декларацией соответствия, а также Положением об организации деятельности акушерского отделения ГБУЗ КО «ЦРБ <данные изъяты> района», утвержденным 16 марта 2016 года.

Балансовая ведомость на оборудование акушерского отделения <данные изъяты> ЦРБ по состоянию на 28 декабря 2015 года этот вывод суда не опровергает. В этой ведомости не отражены подробно материалы, относящиеся к расходным (см., например, пункт «Кислородный концентртатор с принадлежностями), а согласно названному Положению об организации деятельности акушерского отделения ЦРБ (пп. 15 раздела 1.7 «Палата новорожденных») маски обозначены именно как расходные материалы для кислородотерапии.

Пояснения Халиловой о том, что названное оборудование могло быть закуплено после декабря 2015 года, противоречит срокам действия декларации о его (оборудования) соответствии. Кроме того, из первоначальных показаний Халиловой следовало, что это оборудование отсутствовало в отделении и на момент рассмотрения дела судом.

Что касается остального оборудования и сурфактанта, на отсутствие которого ссылалась сторона защиты в обоснование невозможности оказания помощи ребенку ФИО1, согласно заключению судебно-медицинской экспертизы № и показаниям эксперта ФИО13, фактическая оснащенность позволяла оказать необходимую реанимационную помощь ребенку ФИО1. На возможность искусственной вентиляции легких младенца ФИО1 имевшимся мешком АМБУ указала и свидетель ФИО24.

Письмо руководителя Росздравнадзора по <данные изъяты> области от 11 января 2018 года № 22/01-20, представленное стороной защиты, в котором утверждается обратное (т. 27 л.д. 28-29), не опровергает выводы суда, так как из содержания этого письма видно, что при его подготовке не учитывались сведения, которыми располагали эксперты (результаты осмотра места происшествия – акушерского отделения <данные изъяты> ЦРБ 30 декабря 2015 года) и суд (сертификаты соответствия оборудования), а вывод о нарушении этапности оказания ФИО1 помощи сделан работниками Росздравнадзора на основе одного лишь факта отсутствия в ЦРБ врача-неонатолога.

Допрошенные по ходатайству стороны защиты свидетели ФИО30, ФИО31 и ФИО32, в декабре 2015 года работавшие в <данные изъяты> ЦРБ соответственно и.о. главного врача, заместителем главного врача по лечебной части и заместителем главного врача по поликлинической работе, показали, что заведующая акушерским отделением ЦРБ Халилова и другие сотрудники не сообщали им, что отделение не может выполнять возложенные на него функции из-за недостатка оборудования либо медикаментов. Заявки на приобретение необходимого выполнялись по мере возможности.

Свидетели ФИО24, ФИО27, ФИО25, ФИО26, ФИО29, на показания которых сторона защиты ссылалась в обоснование довода о невозможности спасения жизни ребенка в <данные изъяты> ЦРБ, действительно поясняли, что такой ребенок должен рождаться в условиях перинатального центра, где для этого имеется лучшие условия, а ситуация родов в районной больнице была для него «фатальной» (ФИО24, ФИО27) или «очень сложной, практически нереальной» (с точки зрения сохранения жизни - ФИО26). Однако, за исключением свидетеля ФИО29, чьи показания на этот счет судом оценены выше, названные свидетели, как и эксперт ФИО13, подтвердили, что в случае рождения ребенка живым врачи ЦРБ должны были принимать все возможные в их условиях меры с помощью имевшегося оборудования и препаратов для сохранения жизни ребенка. Кроме того, свои показания названные свидетели основывали на информации об оснащении акушерского отделения <данные изъяты> ЦРБ, сообщенной им в ходе допросов в суде стороной защиты (а именно – об отсутствии лицевых масок, эндотрахеальных трубок, клинков для интубации и т.д.).

Указание эксперта ФИО13 на то, что наличие в отделении аппарата ИВЛ и достаточный опыт работы персонала позволили бы оказать ребенку более качественную помощь, не свидетельствует об отсутствии у работников ЦРБ возможности оказания помощи вообще.

При этом, как показали эксперты ФИО10, ФИО11, ФИО13, степень вероятности выживания младенца ФИО1 при оказании ему надлежащей помощи экспертной оценке не подлежит.

Вопреки заявлению стороны защиты, вывод экспертов о том, что в случае оказания младенцу ФИО1 своевременной квалифицированной медицинской помощи медицинскими работниками ГБУЗ КО «ЦРБ <данные изъяты> района» не исключена возможность сохранения жизни младенца, не является предположением, так как он основан на результатах исследований, описанных в заключении экспертизы №.

Суд отмечает, что неоказание Халиловой помощи ребенку ФИО1 заключалось в том, что она, зная о предстоящих родах живым младенцем, будучи лицом, руководившим приемом родов и обязанным заранее поставить в известность специалиста, оказывающего первичную реанимационную помощь новорожденному, о факторах риска рождения ребенка в асфиксии, не выполнила эти свои обязанности, и обязанности по организации помощи ребенку, скрыла от других участников приема родов ФИО1 то, что ожидается рождение живого ребенка, и что он родился живым.

В результате не были надлежаще подготовлены и в полном объеме проведены необходимые в соответствии с письмом Минздравсоцразвития России от 21 апреля 2010 года мероприятия по первичной реанимации младенца.

Для выполнения Халиловой названных обязанностей никаких препятствий не было. Выполнять их она не стала не в результате ошибки, добросовестного заблуждения или усталости, а самонадеянно рассчитывая на то, что их выполнят другие медики, то есть по преступному легкомыслию. Следовательно, уважительные причины для их (обязанностей) неисполнения у нее отсутствовали.

В этой связи довод адвоката Аксеновой о существовании в медицине множества обоснованных рисков, за которые врач не может нести ответственности, к обстоятельствам данного уголовного дела не относится.

Тот факт, что ребенок ФИО1 родился нежизнеспособным, не может указывать на отсутствие состава преступления, так как независимо от своего состояния младенец был рожден живым и, напротив, вследствие этого своего состояния нуждался в медицинской помощи.

Ссылки стороны защиты на то, что выданная <данные изъяты> ЦРБ лицензия № от 11 декабря 2015 года (т. 16 л.д. 187-188) разрешала оказание высокотехнологичной помощи, в том числе по акушерству, гинекологии, неонатологии и педиатрии, несостоятельны.

Как видно из документов, представленных государственным обвинителем (копия надзорного производства № прокуратуры <данные изъяты> области по обращению Ругина), лицензия 2015 года в указанной части выдана <данные изъяты> ЦРБ в порядке продления ранее действовавшей лицензии 2010 года. Слова «…в том числе высокотехнологичную помощь…» в тексте лицензии 2015 года указаны в соответствии с требованиями нормативного акта, регламентирующего лицензирование, и не свидетельствует о том, что <данные изъяты> ЦРБ дана лицензия на высокотехнологичную помощь. Минздравом <данные изъяты> области лицензия на высокотехнологичную помощь <данные изъяты> ЦРБ не выдавалась и не могла быть выдана, так как это относится к компетенции другого государственного органа (см. ответ министра здравоохранения <данные изъяты> области от ДД.ММ.ГГГГ №).

Довод адвоката Аксеновой о незаконности установленных Приказом Министерства здравоохранения и социального развития Российской Федерации от 27 декабря 2011г. №1687н «О медицинских критериях рождения, форме документа о рождении и порядке его выдачи» критериях живорождения – (срок беременности 22 недели и более, масса тела новорожденного 500 грамм и более и т.д.) безоснователен.

Аудиозаписи телефонных переговоров Ругина получены с соблюдением требований законодательства, регламентирующего оперативно-розыскную деятельность, и уголовно-процессуального закона. Результаты оперативно-розыскных мероприятий проверены судом и признаются доказательствами по настоящему уголовному делу.

Подсудимый Ругин, оспаривая содержание аудиозаписей его телефонных переговоров с Халиловой, пояснил, что в них не отражены его слова о необходимости оказывать реанимационную помощь ребенку ФИО1 в соответствии с методическим письмом 2010 года; его слова Халиловой в 1-ом разговоре (в 10 часов 26 минут 28 декабря 2015 года) «…самое главное, в другой комнате реанимацию» отражены экспертами неправильно («реанимация»); якобы произнесенные в 3-ем разговоре (в 14 часов 02 минуты 28 декабря 2015 года) фразы – Халиловой: «Он все уже. Да», Ругина: «Ну, я знаю. Мне уже сказали. Я уже позвонил», в действительности были сказаны во 2-м разговоре (в 11 часов 57 минут того же дня).

Подсудимая Халилова также заявила, что в их первом разговоре Ругин давал ей советы по проведению реанимации ребенка.

Доводы подсудимого Ругина о монтаже аудиофайлов опровергаются заключением комплексной фоноскопической экспертизы №, согласно которому указанные Ругиным фонограммы (№№ 1-3) являются непрерывными записями. Об этом, помимо результатов технического исследования аудиофайлов, свидетельствует и лингвистический анализ содержащихся на них разговоров (отсутствие нарушений порядка следования отдельных речевых фрагментов).

То, что названные аудиозаписи не являются оригиналами, на выводы суда не влияет, так как обстоятельства их появления, установленные на основании показаний свидетеля ФИО16 и документов о предоставлении результатов оперативно-розыскной деятельности следователю, не дают оснований полагать, что записи подвергались монтажу при копировании с сервера.

Как указывалось выше, содержание разговоров приведено экспертами достаточно полно. В частности, в судебном заседании установлена правильность определения ими слов Ругина в фонограмме № 1 «комнате реанимации», а не «комнате реанимацию», как утверждал подсудимый; в фонограмме № 2 слов Халиловой «дыхательные движения делал», а не «дыхательное движение делал», как заявила в суде Халилова.

Содержание разговора в фонограмме № 2 и заключение экспертов о семантико-тематическом единстве устного текста на этой (как и на остальных) фонограмме, грамматической связности и интонационной взаимообусловленности реплик опровергают также и показания подсудимой Халиловой о том, что ее слова «Он там пытался что-то там вякнуть», были сказаны ею не Ругину, а постороннему лицу – медсестре, с которой Халилова разговаривала параллельно с Ругиным.

Кроме того, эти показания Халиловой непоследовательны. Так, в судебном заседании она признала, что ее слова «телепается, сейчас где-то 60 сердцебиение», «…мы не дышали, он сам просто дыхательные движения делал» относились к младенцу ФИО1. Однако в ходе предварительного следствия, как следует из оглашенного в суде протокола проверки ее показаний на месте (т. 4 л.д. 61-90, конкретно – л.д. 70-71), Халилова утверждала, что все эти реплики были адресованы не Ругину, а постороннему лицу, и касались не ребенка, а осматриваемой ею в гинекологическом отделении пациентки <данные изъяты> (речь идет о ФИО33). Указанные Халиловой причины изменения показаний (перепутала события) неубедительны. Суд обращает внимание на то, что они (показания) изменены в конце судебного разбирательства после оглашения показаний ФИО33 и допроса ее дочери ФИО34, отрицавших факт такого разговора в их присутствии, а также после исследования сведений, относящихся к особенностям функционирования стационарного телефона в акушерском отделении <данные изъяты> ЦРБ (с него невозможно вести разговор, находясь в гинекологическом отделении).

Данная проверка показаний на месте проведена с соблюдением требований УПК РФ, с участием защитников подсудимой. Факт обращения Халиловой в этот день за медицинской помощью не влечет признание названного протокола недопустимым, так как в ходе следственного действия Халилова заявлений о невозможности своего в нем участия по состоянию здоровья не делала, а напротив, добровольно, в том числе и в форме свободного рассказа давала подробные показания.

Непоследовательными являются также и показания Халиловой о том, что после 1-го разговора с Ругиным она пыталась позвонить в санавиацию, но линия была занята, а в дальнейшем у нее не было времени повторить попытку; перед родами она говорила Васильевой, что в зависимости от состояния родившегося ребенка нужно будет вызывать санавиацию.

Ранее, в ходе названной выше проверки показаний на месте (т. 4 л.д. 72) и очной ставки с Васильевой (т. 4 л.д. 94-101) Халилова не заявляла о попытках вызова санавиации ею самой либо о ее предложениях сделать это кому-либо еще, напротив отрицала эти обстоятельства (т. 4 л.д. 98).

Васильева показала, что о вызове санавиации у нее с Халиловой речи не было, со слов Халиловой до родов она (Васильева) поняла, что плод мертв.

Также непоследовательны показания Халиловой относительно того, наблюдала ли она признаки живорождения у младенца. В ходе предварительного следствия подсудимая этот факт отрицала (т. 4 л.д. 72, 80 – проверка показаний на месте, т. 4 л.д. 96 – очная ставка с Васильевой). В судебном заседании Халилова заявила, что на долю секунды ей показалось, что пуповина пульсирует, из-за скоротечности этого симптома она могла ошибиться при определении живорожденности младенца.

Тот факт, что Халилова была осведомлена о живорожденности ребенка ФИО1, подтверждается, помимо выводов судебно-медицинской экспертизы трупа, содержанием 2-го телефонного разговора Халиловой с Ругиным, где она сообщает ему о рождении живого ребенка, содержанием разговора между Ругиным и ФИО7, где первый, осведомленный о происшедшем исключительно со слов Халиловой, говорит патологоанатому, что ребенок при рождении дышал.

Довод подсудимой о том, что эксперты определили живорожденность младенца при помощи гистологических исследований («под микроскопом»), а она такой возможностью и временем не располагала, поэтому могла и ошибиться, несостоятелен, так как эксперты отвечали на заданные им вопросы о живорожденности, исследуя труп ребенка. Халилова же, будучи врачом-акушером-гинекологом с опытом работы около <данные изъяты> лет, контактировала с живым младенцем с первой секунды его жизни.

При этом Халилова, единственная из участвовавших в приеме родов, знала, что ожидается рождение живого младенца.

По этой же причине несостоятельны ссылки Халиловой и ее защитника на то, что признаков живорожденности у ребенка не увидели ни ФИО3, перерезавшая пуповину, ни ФИО4 с Васильевой и ФИО5.

Показания Халиловой в судебном заседании о том, что при УЗИ ФИО1 она не ощущала сердцебиения плода, опровергаются приведенными выше ее же показаниями в ходе проверки показаний на месте и очной ставки с Васильевой. Эти показания Халиловой на предварительном следствии о наличии сердцебиения плода до родов суд признает достоверными, так как они согласуются с содержанием ее 1-го телефонного разговора с Ругиным о живом плоде.

Заявление Халиловой о том, что некоторые ее слова в протоколах следственных действий и на аудиозаписях переговоров с Ругиным могут быть поняты неверно из-за того, что русский не является ее родным языком, надуманно.

Халилова обучалась в средней школе и вузе на русском языке, более <данные изъяты> лет проживает и работает в <данные изъяты> области. Все это время, по ее собственным показаниям, основным языком общения для нее является русский.

В судебном заседании подсудимый Ругин показал, что в 11 часов 51 минуту 28 декабря 2015 года он звонил в <данные изъяты> ЦРБ, чтобы поговорить с Халиловой, и медсестра ФИО5 сообщила ему о смерти младенца ФИО1.

Свидетель ФИО5 подтвердила, что отвечала на телефонный звонок Ругина, который искал Халилову. Она (ФИО5) не исключает, что могла сообщить Ругину о уже наступившей на тот момент смерти ребенка.

Суд отвергает эти показания Ругина и ФИО5 как недостоверные.

Во-первых, показания ФИО5 в этой части непоследовательны: при допросе на предварительном следствии, на что она сама указала в суде, ФИО5, упоминая о якобы состоявшемся между ней и Ругиным в указанное время телефонном разговоре, не говорила, что в ходе него затрагивался вопрос о смерти младенца ФИО1.

Убедительно объяснить причины изменения показаний ФИО5 не смогла.

Во-вторых, из содержания второго разговора между Халиловой и Ругиным, состоявшегося в 11 часов 57 минут 28 декабря 2015 года, видно, что на момент диалога Ругин не осведомлен о смерти ребенка (см. фонограмму 2 т. 28 л.д. 117 (оборот) - 118).

В-третьих, согласно детализации телефонных соединений абонентского номера служебного телефона Ругина в 11 часов 51 минуту 28 декабря 2015 года действительно имело место его (номера) соединение продолжительностью 15 секунд с абонентским номером, установленным в акушерском отделении <данные изъяты> ЦРБ. Однако для телефона Ругина это соединение было входящим, то есть звонок поступил из <данные изъяты> ЦРБ на служебный телефон Ругина, а не наоборот, как утверждали подсудимый и ФИО5 (т. 14 л.д. 183).

После того как государственный обвинитель обратил внимание на отсутствие исходящих звонков в <данные изъяты> ЦРБ с телефона Ругина, подсудимый заявил, что он звонил в отделение санавиации <данные изъяты> областной больницы, после чего работники этого отделения каким-то способом связали его с <данные изъяты> ЦРБ. Это довод противоречит детализации телефонных соединений Ругина, где в указанное им время, близкое к 11 часам 51 минуте, какие-либо исходящие звонки с его телефона отсутствуют вообще.

С учетом показаний Ругина о том, что абонентский номер его служебного телефона был доступен для других работников областной больницы, продолжительности рассматриваемого соединения (15 секунд), а также показаний свидетеля ФИО16, согласно которым в случае фиксации по абонентскому номеру Ругина переговоров другого лица, не указанного в задании, этот разговор инициатору задания не передавался, отсутствие аудиозаписи разговора, состоявшегося в 11 часов 51 минуту 28 декабря 2015 года, вопреки мнению защиты, не свидетельствует о фальсификации доказательств.

Изложенное позволяет суду отвергнуть показания Халиловой и Ругина в проанализированной выше части как недостоверные.

Недостоверными суд считает также показания свидетеля ФИО7, согласно которым суть просьбы Ругина в телефонном разговоре в 13 часов 53 минуты 28 декабря 2015 года сводилась к пожеланию быстро вскрыть труп ребенка ФИО1 и выдать заключение. Эти показания свидетеля опровергаются содержанием названного разговора, разговоров Халиловой с Ругиным в 11 часов 57 минут (обещание последнего позвонить ФИО7 и попросить отразить результаты вскрытия как мертворождение) и в 14 часов 02 минуты (сообщение Ругина о состоявшемся разговоре с патологоанатомом), показаниями Ругина о том, что в действительности он просил у ФИО7.

Оценивая показания подсудимых Халиловой и Васильевой, а также свидетелей ФИО3, ФИО4, ФИО5, ФИО6, потерпевшей ФИО1 относительно объема медицинской помощи, фактически оказанной младенцу ФИО1, суд приходит к следующему.

По показаниям потерпевшей, она хорошо видела детский стол во время родов. Ребенка на этот стол точно не укладывали и на этом столе не пеленали. ФИО1 не исключала, что ФИО4 могла запеленать ребенка, находясь в ее (роженицы) ногах.

Свидетель ФИО6 на предварительном следствии показала, что хотя она и выходила на 30 секунд из родзала после родов ФИО1, но до этого она видела, как ФИО4 пеленала ребенка на лотке в ногах роженицы.

Эти согласующиеся между собой показания ФИО1 и ФИО6 суд оценивает как достоверные, так как названные лица, в отличие от подсудимых, ФИО4, ФИО3 и ФИО5, чьи показания в этой части суд отвергает, не заинтересованы в искажении информации об объеме оказанной младенцу медицинской помощи.

Поэтому суд считает установленным, что ребенка ФИО1 не укладывали на детский реанимационный стол в родильном зале под источник лучистого тепла.

В то же время суд не может, как настаивал государственный обвинитель, признать достоверными и положить в основу приговора показания свидетеля ФИО6 в судебном заседании о том, что ФИО4 вынесла ребенка из родильного зала незапеленатым. Во-первых, эти показания ФИО6 нельзя оценивать без учета приведенных выше сведений, сообщенных ею на предварительном следствии. Во-вторых, убедительного объяснения причин возникновения расхождений между своими показаниями на следствии и в суде ФИО6 не привела. При таких обстоятельствах, по мнению суда одни лишь показания ФИО6 в суде в этой части недостаточны для вывода о том, что ребенок не пеленался в родильном зале.

Суд отвергает также показания подсудимой Васильевой и свидетеля ФИО4 о том, что в детской палате последняя отсосала ребенку слизь.

При этом суд признает достоверными показания ФИО4 на предварительном следствии, согласно которым она категорически отрицала проведение ею данной манипуляции, подробно описала причины, по которым уверена, что ни она, ни Васильева, ее (манипуляцию) не выполняли (расположение оборудования для отсасывания, точка обзора ФИО4 происходящего в детской палате и др.) (т. 2 л.д. 141-142).

Мотивы, которыми свидетель объяснила изменение показаний в суде (могла не помнить этих обстоятельств), представляются надуманными.

Вопреки мнению стороны защиты, выводы судебно-медицинской экспертизы трупа младенца о наличии у него в ротоглотке кровоизлияний, не являются достаточными для того, чтобы признать установленным факт отсасывания ФИО4 слизи, так как эксперты указали на возможность образования этих повреждений не только при медицинских манипуляциях, но и вследствие развития гипоксии.

Указание в предъявленном обвинении на то, что ребенку в <данные изъяты> ЦРБ вообще не оказывалось никакой помощи, подтверждения в суде не нашло.

Как видно из материалов дела, Васильева и ФИО4 оформляли документацию на мертворожденного младенца. Поэтому отсутствие в медицинских документах сведений о пеленании ребенка и применении специальной пленки, укладывании его в кувез и придании необходимого положения, не может являться достаточным доказательством невыполнения этих манипуляций.

В прениях государственный обвинитель признал проведение последних двух манипуляций доказанным.

Органами предварительного следствия и государственным обвинителем Халилова и Васильева обвинялись в убийстве находившегося в беспомощном состоянии ребенка ФИО1 в составе группы лиц по предварительному сговору (пп. «в», «ж» ч. 2 ст. 105 УК РФ), а Ругин – в подстрекательстве их к этому преступлению и пособничестве ему (чч. 4, 5 ст. 33, пп. «в», «ж» ч. 2 ст. 105 УК РФ).

Согласно предъявленному подсудимым обвинению, после обращения при описанных выше обстоятельствах ФИО1 за помощью в <данные изъяты> ЦРБ и ее осмотра Халиловой последняя попросила совета у Ругина, в обязанности которого входила помощь лечебно-профилактическим учреждениям области в сфере акушерства и гинекологии. Ругин угрозами и другим способом склонил Халилову к убийству новорожденного младенца путем неоказания ему помощи, без которой он неизбежно умрет. Ругин осознавал, что в приеме родов будут участвовать и другие работники ЦРБ, которые также должны будут бездействовать. Халилова согласилась и вступила в сговор на убийство младенца с педиатром Васильевой. Вместе они не оказали родившемуся живым, заведомо для них малолетнему ребенку ФИО1 необходимую ему помощь. В результате он умер от гипоксии (асфиксии). Помимо подстрекательства к преступлению, Ругин также содействовал его совершению советами и указаниями, предоставлением информации по оформлению рождения ребенка как мертвого, обещанием скрыть следы преступления путем договоренности с патологоанатомом об оформлении результатов вскрытия трупа ребенка как мертворожденного. Мотивом преступления у всех троих подсудимых, как следует из предъявленного им обвинения, явилось желание избежать ухудшения статистических показателей детской смертности.

Сторона обвинения, помимо доказательств, приведенных выше как подтверждающие виновность Халиловой в неоказании помощи больному, повлекшем по неосторожности его смерть, представила следующие доказательства.

Свидетели ФИО35 и ФИО36, в декабре 2015 года работавшие акушерами-гинекологами в <данные изъяты> ЦРБ, дали показания о том, каким образом в акушерском отделении организована работа, как происходит вызов санавиации, о пользовании стационарным телефонным аппаратом в данном отделении.

На 28 декабря 2015 года на стационарном лечении в гинекологическом отделении <данные изъяты> ЦРБ находились ФИО37, ФИО38, ФИО39, ФИО40, ФИО41, ФИО42, ФИО43, ФИО33 Названные свидетели пояснили (показания ФИО33 на предварительном следствии оглашены в судебном заседании в связи со смертью свидетеля – т. 3 л.д. 67-76), что в их присутствии Халилова по телефону не разговаривала, если требовалось ответить на звонок – выходила в коридор. Свидетель ФИО34 (дочь ФИО33, ухаживавшая за матерью в больнице) дала такие же показания.

Среди аудиозаписей, полученных в результате прослушивания телефонных переговоров Ругина, имеется запись его телефонного разговора с Халиловой в 17 часов 33 минуты 29 декабря 2015 года. Халилова сообщает Ругину о следственных действиях в ЦРБ в связи со смертью младенца ФИО1 (т. 14 л.д. 61-63, т. 28 л.д. 119-120).

Также в числе представленных в уголовное дело результатов прослушивания телефонных переговоров Ругина имеются две аудиозаписи его разговоров с заведующей отделением патанатомии ГБУЗ КО «<данные изъяты> областная детская больница» ФИО20. Эти записи воспроизведены в судебном заседании. Из содержания разговоров видно, что Ругин просит ФИО20 об оформлении результатов патологоанатомического вскрытия на двух младенцев, родившихся с признаками живорождения, как на мертворожденных (т. 14 л.д. 94, 95, 96-99, 101).

Свидетель ФИО20 после прослушивания этих аудиозаписей подтвердила, что Ругин обращался к ней с такими просьбами. Это связано с вопросами статистики: если ребенок рождается живым и вскоре умирает, ухудшается показатель младенческой смертности, за который для врачей могут наступить неблагоприятные последствия (дисциплинарные взыскания, вплоть до снятия с должности; каждый случай подлежит разбору с выяснением причин и степени ответственности врача). Случаи мертворождения в этот показатель не входят.

Свидетель ФИО7 подтвердил показания ФИО20 относительно оценки показателя детской смертности.

Эти же сведения о значении данного показателя для статистики и оценки деятельности ЛПУ сообщили свидетели ФИО29, начальник отдела медицинской помощи детям и службы родовспоможения министерства здравоохранения <данные изъяты> области, и ФИО44, главный врач ГБУЗ КО «<данные изъяты> областная детская больница».

В соответствии с Указом Президента Российской Федерации от 21 августа 2012 года № 1199 ожидаемая продолжительность жизни при рождении включена в перечень показателей для оценки эффективности деятельности органов исполнительной власти субъектов РФ (т. 13 л.д. 119-121).

Доклады Губернатора <данные изъяты> области Правительству Российской Федерации о фактически достигнутых значениях показателей для оценки эффективности деятельности органов исполнительной власти <данные изъяты> области за 2014, 2015 годы содержат сведения об ожидаемой продолжительности жизни (т. 13 л.д. 96-100, 101-104, 107-111).

В ходе оперативно-розыскных мероприятий в отношении ФИО7 получена аудиозапись его разговора с ФИО21 по телефону в 15 часов 15 минут 29 декабря 2015 года. Собеседники обсуждают действия работников следственного комитета по изъятию трупа младенца ФИО1 и документов к нему. ФИО21 сообщает, что вскрыл труп «по-быстрому» (т. 14 л.д. 5, 12-29).

Приказом ГБУЗ КО «<данные изъяты> областная больница» № от ДД.ММ.ГГГГ с указанного числа Ругин А.И. принят на должность заместителя главного врача по акушерству и гинекологии (т. 12 л.д. 88).

В материалах дела имеются документы о получении Ругиным медицинского образования и принесении присяги (т. 8 л.д. 124-126, 133).

В должностной инструкции и трудовом договоре заместителя главного врача ГБУЗ КО «<данные изъяты> областная больница» Ругина А.И. указаны, в числе прочего обязанности: обеспечивать организационно-методическую помощь лечебно-профилактическим учреждениям области по оказанию акушерско-гинекологической помощи населению области; обеспечивать правильную постановку статистического учета и представление в установленные сроки отчетности о деятельности акушерских и гинекологических отделений больницы; осуществлять лечебную деятельность по специальности «Акушерство и гинекология». Ругин нес ответственность, в том числе за целесообразное и эффективное использование медицинских кадров, коечного фонда, медицинской техники; развитие и совершенствование организационных форм и методов акушерско-гинекологической помощи, направленных на снижение заболеваемости беременных, рожениц, родильниц, гинекологических больных и новорожденных; повышение качества медицинского обслуживания; осуществление мероприятий по повышению квалификации различных групп медицинских работников учреждений (подразделений) по вопросам охраны здоровья матери и ребенка (т. 8 л.д. 143-147, т. 12 л.д. 89).

Свидетели ФИО45 и ФИО46 (соответственно, начальник отдела кадров <данные изъяты> областной больницы и бывший работник этого отдела) дали показания об обстоятельствах изготовления должностной инструкции Ругина и его ознакомления с ней.

К делу приобщены документы о получении Васильевой медицинского образования, квалификации, принесении ею присяги, ее должностные инструкции и трудовой договор (т. 7 л.д. 90-91, 92-93, 99, т. 12 л.д. 34, 35-36, 37, 38, 39-41).

Согласно заключениям почерковедческой экспертизы № от 11 августа 2016 года и № от 26 января 2017 года ряд записей в истории развития новорожденного ребенка ФИО1, в том числе «перинатальная смерть», «мертворожденный», «родился без признаков живорождения», выполнены Васильевой, ряд записей, в том числе о времени рождения и смерти ребенка - ФИО4 (т. 10 л.д. 120-133, 184-195).

По заключению комплексной фоноскопической и лингвистической экспертизы № от 26 мая 2016 года, в фонограмме 1-го телефонного разговора Халилова-Ругин содержатся высказывания побудительного характера в форме совета и инструкции, адресованные «Александром Ивановичем» «доктору Халиловой»: в случае рождения ребенка выполнить определенные действия, которые будут способствовать тому, чтобы из живого ребенка «сделать мертворожденного», т.е. лишить его жизни; в фонограмме 2-го телефонного разговора Халилова – Ругин содержится высказывание побудительного характера, выраженное в форме бытового требования, адресованного лицом Ml лицу Ж1, совершить определенные действия, результатом которых будет остановка дыхания у родившегося ребенка, т.е. его смерть. В этой же фонограмме идет речь о родившемся ребенке, имеющем признаки жизни на момент разговора. В фонограмме телефонного разговора (Ругин – ФИО7) содержится высказывание побудительного характера, выраженное в форме просьбы, адресованной лицом Ml лицу М2: оформить результаты патологоанатомического исследования, в процессе которого намеренно не увидеть, что ребенок родился живым в двадцать четыре недели, подтвердив его мертворождение, имея информацию об обратном. В фонограммах 2-го и 3-го телефонных разговоров Халилова - Ругин содержатся высказывания побудительного характера, выраженные в форме бытового требования, адресованного лицом Ml лицу Ж1: закончить историю родов ФИО1, отразив в ней, что ее ребенок родился без признаков жизни, т.е. мертворожденный, с диагнозом <данные изъяты>. В фонограмме 4 го телефонного разговора Халилова – Ругин (звонок в 17 часов 33 минуты 29 декабря 2015 года после прибытия в акушерское отделение <данные изъяты> ЦРБ следственной группы) содержится высказывание побудительного характера, выраженное в форме бытового требования, адресованного лицом Ml лицу Ж1: говорить работникам следственного комитета, что ребенок родился без признаков жизни, т.е. мертворожденный, с диагнозом - <данные изъяты> (т. 10 л.д. 13-33).

По показаниям подсудимой Халиловой в судебном заседании, за время работы заведующей она один раз сдавала статистический отчет о деятельности возглавляемых ею отделений в областном минздраве. Ей не известны случаи наказания врачей за детскую смертность.

Исследовав представленные стороной обвинения и другие имеющиеся в деле доказательства суд считает, что они недостаточны для вывода о причастности Васильевой к причинению смерти младенцу ФИО1, о наличии в действиях Ругина состава преступления, а также для квалификации действий Халиловой по пп. «в», «ж» ч. 2 ст. 105 УК РФ.

Ни одно из представленных доказательств не подтверждает факт предварительного сговора между Халиловой и Васильевой на причинение смерти младенцу ФИО1, то есть того, что подсудимые заранее договорились совместно убить ребенка путем неоказания ему помощи.

Доказательства осведомленности Васильевой о том, что в предстоящих родах ФИО1 ожидается появление на свет живого младенца, суду также не представлены.

По делу установлено, и это обстоятельство не оспаривается стороной обвинения, что Васильева получила возможность осмотреть ребенка не менее чем через 60 секунд после рождения (прием ребенка Халиловой, перерезание пуповины ФИО3, передача младенца ФИО4, его пеленание, перенос из родильного зала в детскую палату, укладывание в кувез). При этом выносила ребенка из родзала именно ФИО4, которой, по ее показаниям и в соответствии с предъявленным подсудимым обвинением, ни Халилова, ни Васильева указаний на это не давали. Напротив, как указано в обвинении, подсудимые скрыли от медицинских работников, участвовавших в родах (то есть и от ФИО4 тоже), факт живорожденности младенца ФИО1.

Поэтому ссылка государственного обвинителя в прениях на обратное (а именно на то, что Халилова и Васильева дали ФИО4 указание быстро вынести ребенка из родзала в рамках их общего умысла на убийство путем неоказания помощи), не может быть принята не только потому, что она (ссылка) не подтверждена исследованными доказательствами, но и вследствие того, что такое утверждение выходит за пределы предъявленного подсудимым обвинения и нарушает требования ст. 252 УПК РФ.

В соответствии с заключением судебно-медицинской экспертизы трупа ребенка, продолжительность его жизни составила секунды-минуты. Допрошенные в судебном заседании эксперты ФИО10, ФИО11 и ФИО13 подтвердили, что смерть младенца могла наступить в течение 60 секунд после родов.

Сторона обвинения в подтверждение того, что на момент осмотра Васильевой ребенка тот был жив, сослалась на содержание 2-го телефонного разговора между Халиловой и Ругиным, состоявшегося в 11 часов 57 минут 28 декабря 2015 года. Государственный обвинитель полагал, что поскольку в этом диалоге Халилова говорит о ребенке, как о живом на момент разговора, следовательно, предварительно она должна была в этом убедиться. А сделать это она могла только после того, как вышла из родильного зала, то есть через 10-20 минут после родов, и только спросив о результатах осмотра ребенка у Васильевой.

Государственный обвинитель также счел, что в ходе разговора с Ругиным в 17 часов 33 минуты 29 декабря 2015 года (т. 14 л.д. 61-63) Халилова сообщает ему об осведомленности всего медицинского персонала, участвовавшего в родах ФИО1, включая педиатра Васильеву, о живорожденности ребенка.

Кроме того, обвинение сослалось на показания судебно-медицинских экспертов ФИО10 и ФИО11. Первый заявил, что в заключении экспертизы максимальная продолжительность жизни ребенка указана в минутах, то есть до 10 минут. Но, «рассуждая по аналогии», с учетом внутриклеточных изменений в местах кровоизлияний, особенностей дыхания глубоконедоношенных детей и наличия у них большего, чем обычно количества фетального гемоглобина (этот вид гемоглобина позволяет сравнительно малому объёму крови плода выполнять кислородоснабжающие функции более эффективно), он (ФИО10) не может исключить возможность того, что ребенок был жив 20-25 минут.

Эксперт ФИО11 показал, что в заключении экспертизы продолжительность жизни ребенка не ограничена 10 минутами, она могла составить 20 минут. Большая продолжительность, по мнению эксперта ФИО11, маловероятна.

Оценивая названные доводы стороны обвинения, суд отмечает, что приведенное государственным обвинителем толкование содержания 2-го телефонного разговора Халиловой с Ругиным, а также разговора между ними в 17 часов 33 минуты 29 декабря 2015 года является не более чем предположением.

Единственное, что, в анализируемом аспекте, следует из контекста разговора в 11 часов 57 минут 28 декабря 2015 года – Халилова сообщает Ругину, что в момент разговора ребенок жив («телепается, сейчас сердцебиение 60»). Но так ли это было в действительности (то есть, жил ли ребенок именно во время этого диалога), каким образом Халилова в этом убедилась, как установила частоту сердцебиения, беседовала ли она на эту тему с Васильевой, сколько времени прошло от рождения младенца до 2-го звонка Ругину – исследованными доказательствами не установлено.

Содержание разговора от 29 декабря 2015 года не позволяет сделать вывод об осведомленности Васильевой о живорождении ребенка.

При оценке соответствующей части выводов судебно-медицинской экспертизы и показаний экспертов суд учитывает, что и в заключении, и в показаниях эксперты, с одной стороны, не исключают возможность наступления смерти ребенка в течение 60 секунд с момента рождения, а с другой стороны - что ребенок был жив в течение 10-20 минут.

Такие выводы экспертов порождают обоснованные сомнения в том, что на момент, когда Васильева начала осмотр ребенка, он был жив. В порядке, предусмотренном законом, эти сомнения не устранены. В силу ч. 3 ст. 14 УПК РФ это влечет толкование названных сомнений в пользу подсудимой Васильевой.

Сама Васильева отрицала, что ей было известно об ожидаемом рождении ФИО1 живого ребенка. Наоборот, по утверждению Васильевой, до родов Халилова дала ей понять, что плод мертв. После родов Халилова о живорождении ребенка также не сообщила. На момент начала осмотра ребенка в детской комнате ни одного признака живорожденности она (Васильева) не установила (внешний вид пуповины, который, как она позже предположила, более соответствовал живорожденному, к числу таких признаков не относится). Поэтому она и не проводила реанимационные мероприятия. Если бы она знала о том, что ребенок должен родиться и родился живым, то приняла бы меры для сохранения его жизни в силу своих способностей и с учетом имевшихся в ее распоряжении оборудования и медикаментов.

Эти показания подсудимой не опровергнуты.

Поэтому суд приходит к выводу о том, что стороной обвинения не представлено достаточных доказательств, подтверждающих осведомленность Васильевой о живорожденности ребенка ФИО1 на момент, когда она приступила к оказанию ему помощи.

Следовательно, отсутствуют основания утверждать о доказанности умысла Васильевой на причинение смерти младенцу, а также ее обязанности оказывать ему медицинскую, в том числе реанимационную помощь.

Суд соглашается с оценкой государственным обвинителем как непоследовательных и недостоверных показаний Васильевой в судебном заседании о том, что еще в родильном зале она пыталась фонендоскопом прослушать младенца, но ей это не удалось, и аналогичных показаний свидетеля ФИО4. Эти показания подсудимой и свидетеля опровергаются их же собственными неоднократно данными в ходе предварительного следствия показаниями, согласно которым прослушивать ребенка фонендоскопом Васильева начала только в детской комнате (т. 6 л.д. 60, 74, т. 2 л.д. 116, 126), а также показаниями других лиц, участвовавших в приеме родов, о действиях Васильевой в родильном зале. Версия о попытке проконтролировать сердцебиение ребенка в родзале появилась у подсудимой и ФИО4 только в ходе судебного разбирательства, после ознакомления с порядком оказания помощи, предусматривающим обязанность медперсонала начинать необходимые мероприятия в родильном зале.

Выше судом приведены мотивы, по которым признаются недостоверными показания Васильевой и Ругина и по ряду других обстоятельств (выкладывание ребенка под лучистое тепло на реанимационный стол в родильном зале, отсасывание слизи – Васильева; заявления о монтаже аудиозаписей телефонных переговоров, ссылки на осведомленность после разговора с ФИО5 в 11 часов 51 минуту о смерти ребенка ФИО1 - Ругин).

Однако сама по себе дача подсудимыми Васильевой и Ругиным недостоверных показаний, с учетом их процессуального положения и значения этих показаний для дела, не указывает на их виновность в инкриминируемом преступлении.

Васильева и ФИО4 имели возможность поместить ребенка под лучистое тепло и отсосать слизь (при наличии последней), но не сделали этого. Однако неполный объем реанимационных мероприятий, проведенных Васильевой и ФИО4 в отношении ребенка ФИО1 не подтверждает виновность Васильевой. Как установлено судом, ни ФИО4, ни Васильева не были осведомлены о предстоящем рождении живого ребенка и о том, что он родился живым. Поэтому предпринятые ими действия по согреванию младенца (пеленание и помещение в кувез), среди прочего указывают на отсутствие у Васильевой как умышленного, так и неосторожного отношения к наступившим последствиям в виде смерти ребенка.

В связи с изложенным Васильева подлежит оправданию по предъявленному ей обвинению в преступлении, предусмотренном пп. «в», «ж» ч. 2 ст. 105 УК РФ, ввиду ее непричастности к преступлению.

В части оправдания подсудимой Васильевой суд считает установленным следующее:

Васильева, работая врачом-педиатром <данные изъяты> ЦРБ, принимала участие в приеме родов ФИО1 при обстоятельствах, описанных выше как установленные для неоказания Халиловой помощи младенцу ФИО1, повлекшего по неосторожности его смерть. До начала родов Васильева не была осведомлена о том, что ожидается рождение ФИО1 живого ребенка, а затем - о том, что этот ребенок рожден живым. На момент, когда Васильева в соответствии со своими служебными обязанностями приступила к осмотру ребенка, тот был мертв.

Суд полагает, что обвинение Ругина в подстрекательстве Халиловой к убийству и пособничестве ему не подтверждено исследованными доказательствами.

Вопреки мнению государственного обвинителя, им не представлено достаточных доказательств того, что в обращенных к Халиловой словах Ругина в 1-ом и 2-ом телефонных разговорах (10 часов 26 минут и 11 часов 57 минут 28 декабря 2015 года) содержится призыв не оказывать помощь новорожденному.

При оценке выводов лингвистической части заключения комплексной фоноскопической и лингвистической экспертизы № от 26 мая 2016 года (т. 10 л.д. 13-33) суд руководствуется положениями ч. 2 ст. 17 УПК РФ и принципами проверки и оценки доказательств, согласно которым ни одно доказательство не имеет заранее установленной силы, не обладает преимуществом перед прочими доказательствами и оценивается по общим правилам в совокупности с другими доказательствами.

Следует отметить, что ряд выводов названной экспертизы не основан на проведенных в ее рамках исследованиях. Так, указав, словарное значение слова «Мертворожденный» - тот, кто рожден мертвым, эксперт делает вовсе не следующий из этого значения вывод о том, что «сделать мертворожденным» родившегося ребенка, означает лишить его жизни (т. 10 л.д. 20).

Выбрав в качестве основного из числа словарных значений слова «дышать» не самое распространенное «существовать, жить», эксперт заключает, что фраза «дышать ему не надо» имеет смысл «лишить жизни» (т. 10 л.д. 21).

Эту часть заключения, позволившую эксперту сформулировать свои выводы (лингвистические), суд отвергает в связи с ее явной необоснованностью, для выявления которой не требуется ни дополнительного, ни повторного экспертного исследования.

Как видно из текста анализируемого заключения, его лингвистическая часть, по сути, является попыткой эксперта дать собственное толкование смысла разговоров между Ругиным, Халиловой и ФИО7, зафиксированных в ходе оперативно-розыскных мероприятий.

Между тем, данные разговоры ведутся на русском языке, носят бытовой характер. Собеседники используют общепринятую (за исключением небольшого количества медицинских терминов) лексику.

Оценивая вещественные доказательства – аудиозаписи телефонных переговоров Ругина, суд исходит как из установленного в ходе экспертных исследований и непосредственного прослушивания в судебном заседании дословного содержания разговоров, так и из соответствующих показаний Ругина и Халиловой в той части, в которой они не опровергнуты стороной обвинения, а также из остальных исследованных доказательств: заключения комплексной фоноскопической экспертизы № от 14 июня 2018 года, показаний подсудимой Васильевой, свидетелей ФИО7, ФИО20, результатов судебно-медицинского исследования трупа ребенка, показаний экспертов, медицинской документации, детализации телефонных соединений. В задачу эксперта-лингвиста оценка доказательств в таком объеме входить не могла, так как это означало бы подмену функций суда.

С учетом этого суд дает следующую оценку названным аудиозаписям (с точки зрения обвинения Ругина в подстрекательстве к преступлению и пособничестве ему). В 1-ом разговоре Ругин, считая, что роды ФИО1 остановить невозможно, а ребенок не выживет в условиях <данные изъяты> ЦРБ («Потому что он там рано или поздно мгм…»), дает Халиловой советы об оформлении данного случая таким способом, чтобы он не попал в статистику младенческой смертности, за ухудшение которой для Халиловой могут наступить неблагоприятные последствия («Вас просто порвут»). В начале Ругин рекомендует внести изменения в документацию о сроках гестации, так как появление ребенка на сроке до 22 недель не будет считаться живорождением («Либо, по уму, сделать из этого ребенка, извините меня, 21 неделю»). Когда Халилова этот вариант отвергает («Нет, 24-25»), Ругин советует оформить случай с ребенком ФИО1 как мертворождение («…либо его делать мертворожденным»). Для этого, в том числе необходимо сразу после родов унести младенца в другое помещение, чтобы мать не слышала его возможных криков («то есть сразу же унести и сказать, что родился просто мертвым», «..приняли, сразу же унесли, чтобы у женщины вопросов просто не было», «Ну, самое главное, в другой комнате реанимации, чтоб никто не слышал этих писков и визгов»). В завершение разговора Ругин говорит, что «если у вас это случится, и сможете его оформить как мертворожденного, тогда звоните сюда, говорите о весе…тогда что-нибудь подскажу, какой вес, что делать». Эти слова Ругина объясняются тем, что если вес ребенка ФИО1 не превысит 500 грамм, он в любом случае будет считаться мертворожденным. Таким образом, нигде в этом разговоре Ругин не дает Халиловой указаний не оказывать ребенку помощь и не склоняет ее к этому иным способом.

Во втором телефонном разговоре (11 часов 57 минут 28 декабря 2015 года), узнав от Халиловой, что ребенок рожден живым («…родили, 650, 30 сантиметров», «телепается, сейчас где-то 60 сердцебиение», «пытался что-то вякнуть»), Ругин продолжает давать советы по оформлению этого случая как мертворождения («Значит, оформляйте его как мертворожденного», «…если вы оформите его как мертворожденного, то есть это будут преждевременные роды в 24 недели мертвым плодом. Только дышать ему не надо, мягко говоря»). Последнее предложение является частью фразы, относящейся к советам по оформлению документации на ребенка как на мертворожденного. Очевидно, что указание на дыхание младенца в этой документации (а именно об этом сообщила Ругину Халилова) препятствовало бы статистическому учету ситуации с ребенком ФИО1 как мертворождения. Поэтому слова Ругина «Только дышать ему не надо, мягко говоря», по мнению суда, не являются советом не оказывать ребенку помощь, а также относится к оформлению документации, в которой не нужно указывать, что младенец дышал. Такое толкование никак не противоречит восприятию Халиловой этой фразы Ругина как относящейся к оказанию помощи («Не, не, мы не дышали. Он сам просто дыхательные движения делал»). Ругин продолжает давать Халиловой рекомендации по оформлению случившегося как мертворождения, обещает достичь соответствующей договоренности с патологоанатомами и выполняет это обещание, обращаясь к ФИО7 (см. разговор между Ругиным и ФИО7 в 13 часов 51 минуту 28 декабря 2015 года).

Приведенные выше выводы суда относительно лингвистической части заключения экспертизы № от 26 мая 2016 года дают основание не оценивать дополнительно рецензию на названое заключение эксперта, подготовленную проф. ФИО47 и представленную защитой подсудимого Ругина (т. 17 л.д. 219-239). Суд лишь отмечает, что ФИО47 не привлекался к участию в деле в качестве специалиста в порядке, предусмотренном ст. 58, 168, 270 УПК РФ. В этой связи его рецензия не отвечает требованиям, которые ч. 3 ст. 80 УПК РФ предъявляет к заключениям специалиста. По существу, этот документ отражает лишь мнение изготовившего его лица относительно заключения эксперта, окончательная оценка которого в силу ст. 17, 87 и 88 УПК РФ относится к компетенции суда. От ходатайства о допросе ФИО47 в судебном заседании сторона защиты отказалась.

Оценивая довод стороны обвинения о наличии у Ругина мотива убийства – желания избежать ухудшения статистических показателей детской смертности, суд отмечает, что, как установлено в судебном заседании, Ругин не нес личной ответственности за эти показатели ни по <данные изъяты> ЦРБ, ни по <данные изъяты> области в целом.

2 случая детской смертности, к которым относятся аудиозаписи телефонных переговоров Ругина с ФИО20, имели место в <данные изъяты> областной больнице, где Ругин работал заместителем главного врача.

Тем не менее, сами действия Ругина 28 декабря 2015 года (разъяснение Халиловой неблагоприятных для нее последствий случая детской смертности в конце года; совет оформить происшедшее как мертворождение; договоренность с ФИО7 о соответствующих результатах вскрытия трупа) указывают на то, что он пытался, в силу своего понимания, добиться снижения названного показателя.

Однако ни одно из представленных стороной обвинения доказательств не подтверждает, что для достижения такого результата Ругин склонял Халилову к убийству ребенка ФИО1 либо содействовал этому.

В части оправдания подсудимого Ругина суд считает установленным следующее.

После осмотра ФИО1 при обстоятельствах, описанных выше как установленные для неоказания Халиловой помощи младенцу ФИО1, повлекшего по неосторожности его смерть, Халилова, желая получить совет специалиста, пользовавшегося авторитетом среди медиков <данные изъяты> области, в 10 часов 26 минут 28 декабря 2015 года (до родов ФИО1) позвонила по телефону заместителю главного врача по акушерству и гинекологии ГБУЗ КО «<данные изъяты> областная больница» Ругину и сообщила о поступлении в <данные изъяты> ЦРБ ФИО1 и об установленном ей диагнозе. Ругин, считая, что ребенок в условиях районной больницы неизбежно умрет, посоветовал Халиловой после наступления смерти младенца оформить данный факт в медицинской документации как роды мертвым плодом (мертворождение).

В 11 часов 57 минут 28 декабря 2015 года (после родов ФИО1) Халилова вновь позвонила по телефону Ругину и сообщила ему, что ребенок ФИО1 родился живым, и что ему не делали искусственную вентиляцию легких. Ругин, продолжая считать смерть ребенка неизбежной, опять посоветовал Халиловой после наступления смерти оформить данный факт в медицинской документации как роды мертвым плодом (мертворождение). Одновременно Ругин пообещал Халиловой, что попросит патологоанатома государственного бюджетного учреждения здравоохранения <данные изъяты> области «<данные изъяты> детская областная больница», где будет производиться патологоанатомическое вскрытие трупа ребенка, при оформлении результатов этого вскрытия указать на мертворождение.

В 13 часов 51 минуту названного дня Ругин, выполняя обещанное Халиловой, по телефону позвонил патологоанатому и, понимая, что ребенок ФИО1 является живорожденным, попросил оказать содействие в оформлении результатов вскрытия трупа младенца как мертворожденного.

Приведенные обстоятельства не указывают на то, что Ругин подстрекал Халилову и других работников ЦРБ к умышленному причинению смерти младенцу путем неоказания ему помощи, а также содействовал этому преступлению и заранее обещал скрыть его следы.

Сообщенная ему Халиловой во 2-ом разговоре (в 11 часов 57 минут) информация не была достаточной для того, чтобы Ругин оценил ее действия как убийство.

В силу ст. 32, ч. 4, 5 ст. 33 УК РФ пособничество, как и подстрекательство – уголовно наказуемые виды соучастия, возможные лишь при совершении исполнителем умышленного преступления.

Деяние, виновность Халиловой в котором установлена судом, является неосторожным преступлением (обоснование квалификации приведено ниже).

В этой связи признанные судом доказанными действия Ругина по даче Халиловой советов об оформлении ребенка ФИО1 как мертворожденного, его обещание Халиловой договориться с патологоанатомом о соответствующих результатах вскрытия трупа младенца и выполнение этого обещания, с учетом положений ст. 252 УПК РФ, не образуют состава преступления.

Поэтому Ругин подлежит оправданию по предъявленному ему обвинению на основании п. 3 ч. 2 ст. 302 УПК РФ.

Судом установлено, что Халилова не ставила Васильеву в известность о своем намерении не оказывать помощь ребенку. В предъявленном обвинении указано, что она (Халилова) скрыла факт живорожденности младенца и от других участвующих в родах медицинских работников.

Стороной обвинения не опровергнуты показания свидетеля ФИО4 о том, что до родов Халилова дала ей указание подготовить кувез в детской палате, а также показания ФИО4, ФИО5 и ФИО3, согласно которым Халилова знала об ожидаемом приходе в больницу Васильевой и ее участии в предстоящих родах ФИО1.

То есть Халилова знала, что в родах, помимо нее, будут участвовать и другие медики, в обязанности которых будет входить забота о новорожденном. После приема ребенка и перерезания пуповины Халилова передала младенца ФИО4, та вынесла его в детскую палату, где с ним начала работать Васильева.

Выше судом приведены основания, по которым он считает не подтвержденным достаточными доказательствами мнение государственного обвинителя о том, что ребенка из родзала вынесли во исполнение указаний Халиловой (а значит, и Ругина). Подсудимые Халилова и Васильева, свидетели ФИО4, ФИО3, ФИО5, ФИО6, ФИО28, потерпевшая ФИО1 указывали на низкую температуру воздуха в родильном зале. Довод стороны защиты о том, что ФИО4 вынесла оттуда ребенка для его согревания в кувезе, обвинением не опровергнут.

В протоколе осмотра места происшествия – акушерского отделения <данные изъяты> ЦРБ от 30 декабря 2015 года указано, что на момент осмотра все оборудование в отделении, включая оба кувеза (а один из них – транспортный), исправно. Однако данный протокол не опровергает показания работников отделения о том, что транспортный кувез не мог эксплуатироваться как передвижной из-за неработающего аккумулятора, так как в протоколе отсутствуют сведения о проверке исправности этого кувеза именно как мобильного.

Приведенные обстоятельства свидетельствуют об отсутствии у Халиловой умысла на причинение смерти младенцу ФИО1 путем неоказания ему помощи, так как она знала, что, помимо нее, эту помощь должны и будут оказывать другие лица. В материалах дела нет сведений о том, что Халилова могла рассчитывать и рассчитывала на бездействие в отношении ребенка со стороны других медработников.

При таких данных (отсутствие умысла на убийство) не может быть признана состоятельной ссылка стороны обвинения на наличие у Халиловой мотива убийства ребенка - желания избежать повышения показателя детской смертности, за который она отвечала как заведующая акушерским отделением ЦРБ.

Суд обращает внимание, что мотив как элемент состава преступления свойственен только умышленной форме вины. Применительно к неосторожным преступлениям, к которым относится деяние Халиловой, существует лишь мотив поведения, повлекшего по неосторожности преступные последствия. В данном случае, как установлено судом, Халилова не оказала помощь ребенку ФИО1, так как легкомысленно рассчитывала на то, что это сделают другие медики.

Зная о том, что ФИО1 предстоят преждевременные роды живым глубоконедоношенным ребенком с экстремально низкой массой тела, с первых секунд жизни нуждающимся в медицинской помощи, включая реанимационную, обязанность оказания которой лежит, в том числе и на ней, как на враче-акушере-гинекологе, Халилова без уважительных причин не оказала такую помощь, не сообщила другим медицинским работникам, принимавшим участие в приеме родов, что ребенок должен был родиться и рожден живым. Это бездействие Халиловой, притом, что в названной ситуации она должна была и могла действовать, состоит в прямой причинной связи с наступлением смерти младенца. В результате него (бездействия Халиловой) ребенку не была своевременно и в полном объеме оказана необходимая ему помощь, другие медики, на успешные действия которых самонадеянно рассчитывала Халилова, не смогли предотвратить летальный исход.

Ребенок ФИО1 умер от гипоксии (асфиксии), развившейся вследствие его недоношенности и незрелости, в свою очередь обусловленных преждевременными родами, к которым привели состояние и заболевания матери.

Однако, в случае выполнения Халиловой ее обязанностей по оказанию младенцу помощи, его жизнь можно было спасти.

Согласно заключению амбулаторной судебно-психиатрической экспертизы Халилова хроническим психическим расстройством, слабоумием, иным болезненным состоянием психики не страдает и не страдала при совершении инкриминируемого деяния. В тот период, как и сейчас, она могла в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими. Не находилась она и во временном болезненном психическом расстройстве. В применении принудительных мер медицинского характера она не нуждается. У Халиловой диагностирована <данные изъяты> (т. 11 л.д. 12-18).

С учетом данных о личности подсудимой и ее поведении в судебном заседании, выводов судебно-психиатрической экспертизы, основания сомневаться в допустимости и достоверности которой отсутствуют, суд признает Халилову вменяемой в отношении содеянного.

На основании изложенного суд переквалифицирует содеянное Халиловой с пп. «в», «ж» ч. 2 ст. 105 УК РФ на ч. 2 ст. 124 УК РФ - неоказание помощи больному без уважительных причин лицом, обязанным ее оказывать в соответствии с законом, повлекшее (неоказание) по неосторожности смерть больного.

На наличие причинной связи между бездействием Халиловой и наступившими последствиями в виде смерти ребенка указывает тот факт, что, согласно выводам судебно-медицинской экспертизы №, при оказании надлежащей медицинской помощи младенцу, для которой в <данные изъяты> ЦРБ имелись необходимые условия, существовала возможность сохранения его жизни. Бездействие Халиловой сделало невозможным, в том числе и дальнейшее оказание младенцу надлежащей помощи другими медиками, на что подсудимая самонадеянно рассчитывала.

В этой связи суд отвергает ссылки стороны защиты на то, что причиной смерти ребенка явились действия других лиц – роженицы ФИО1, недостаточно, по мнению адвокатов, заботившейся о себе и плоде в период беременности, отказавшейся от госпитализации 26 декабря 2015 года; работников женской консультации, своевременно не поместивших ФИО1 в больницу для сохранения беременности; руководства <данные изъяты> ЦРБ, не обеспечившего достаточные обученность персонала и оснащенность акушерского отделения; работников минздрава <данные изъяты> области, не контролировавших соответствие деятельности ЦРБ требованиям лицензии.

При назначении Халиловой наказания суд учитывает характер и степень общественной опасности совершенного преступления, данные, характеризующие личность подсудимой, обстоятельства, смягчающие наказание, влияние наказания на исправление осужденной и на условия жизни ее семьи.

Халилова, будучи несудимой, совершила неосторожное преступление средней тяжести против жизни.

Как личность подсудимая характеризуются положительно.

Обстоятельствами, смягчающими наказание подсудимой, суд признает ее возраст, состояние здоровья, заслуги в сфере здравоохранения (наличие почетных грамот и благодарностей), звание ветеран труда (т. 5 л.д. 137-144, 136).

Совершение преступления в отношении малолетнего не может быть признано обстоятельством, отягчающим наказание Халиловой, в силу ч. 2 ст. 63 УК РФ: младенец ФИО1 нуждался в помощи именно из-за своего малолетства, то есть возраст ребенка и его состояние являются признаками преступления.

Установленные судом фактические обстоятельства преступления, в том числе легкомысленное отношение Халиловой к наступившим последствиям в виде смерти ребенка и характер этих последствий, не свидетельствуют о меньшей, чем указанная в ч. 3 ст. 15 УК РФ, степени общественной опасности совершенного подсудимой преступления и, следовательно, не дают оснований для изменения категории его тяжести.

С учетом изложенного суд приходит к выводу о необходимости назначения подсудимой Халиловой наказания в пределах санкции ч. 2 ст. 124 УК РФ в виде лишения свободы, так как другое, более мягкое, наказание не будет способствовать достижению предусмотренных законом целей.

Принимая во внимание конкретные обстоятельства дела и сведения о личности виновной, суд не усматривает оснований для применения в отношении нее положений ст. 64 УК РФ, однако полагает, что ее исправление возможно без реального отбывания основного наказания.

В соответствии с ч. 5 ст. 73 УК РФ суд считает необходимым возложить на Халилову на период испытательного срока обязанности: не менять постоянного места жительства без уведомления специализированного государственного органа, осуществляющего контроль за поведением условно осужденного, регулярно являться на регистрацию в указанный орган.

Поскольку Халилова является врачом-акушером-гинекологом, а действия, в которых она признается виновной, выразились в неоказании помощи больному при приеме родов, суд назначает ей дополнительное наказание в виде запрета заниматься медицинской деятельностью, связанной с приемом родов.

В целях обеспечения исполнения приговора, с учетом данных о личности подсудимой, характера и степени общественной опасности совершенного ею преступления, до вступления приговора в законную силу суд оставляет меру пресечения в отношении Халиловой без изменения – в виде подписки о невыезде и надлежащем поведении.

В отношении Васильевой и Ругина мера пресечения подлежит отмене.

При решении вопроса о вещественных доказательствах суд применяет правила п. 5 ч.3 ст. 81 УПК РФ.

На основании изложенного, руководствуясь ст. 296-299, 303, 304, 307-309 УПК РФ, суд

П Р И Г О В О Р И Л :

оправдать ВАСИЛЬЕВУ Татьяну Леонидовну по предъявленному обвинению в преступлении, предусмотренном пп. «в», «ж» ч. 2 ст. 105 УК РФ, на основании п. 2 ч. 2 ст. 302 УПК РФ - в связи с ее непричастностью к преступлению.

Оправдать РУГИНА Александра Ивановича по предъявленному обвинению в преступлении, предусмотренном чч. 4, 5, ст. 33, пп. «в», «ж» ч. 2 ст. 105 УК РФ, на основании п. 3 ч. 2 ст. 302 УПК РФ - в связи с отсутствием состава преступления.

Признать за Васильевой Т.Л. и Ругиным А.И. право на реабилитацию, разъяснить им порядок возмещения вреда, связанного с уголовным преследованием.

До вступления приговора в законную силу меру пресечения в отношении Васильевой и Ругина – подписку о невыезде и надлежащем поведении – отменить.

Признать ХАЛИЛОВУ Шалабию Умахановну виновной в совершении преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 124 УК РФ, по которой назначить ей наказание в виде лишения свободы на срок два года с лишением права заниматься медицинской деятельностью, связанной с приемом родов, на срок два года.

В соответствии со ст. 73 УК РФ назначенное Халиловой наказание в виде лишения свободы считать условным с испытательным сроком два года. На период испытательного срока возложить на осужденную обязанности: не менять постоянного места жительства без уведомления специализированного государственного органа, осуществляющего контроль за поведением условно осужденного, регулярно являться на регистрацию в указанный орган.

На основании ч. 3 ст. 72 УК РФ (в редакции Федерального закона от 07 декабря 2011 года № 420-ФЗ) зачесть Халиловой в срок лишения свободы время содержания под стражей с 10 по 11 июня 2016 года включительно из расчета один день за два дня лишения свободы, время содержания под домашним арестом с 11 июня 2016 года до 29 октября 2017 года включительно из расчета один день домашнего ареста за один день лишения свободы.

До вступления приговора в законную силу меру пресечения в отношении Халиловой оставить без изменения – в виде подписки о невыезде и надлежащем поведении.

Вещественные доказательства: четыре компакт-диска с результатами оперативно-розыскных мероприятий; детализации телефонных соединений Ругина, Халиловой, Васильевой и ФИО5; корешок медицинского свидетельства о перинатальной смерти, историю развития новорожденного №, протокол патанатомического вскрытия № от 29 декабря (год не указан); копию и оригинал направления на исследование последа на имя ФИО1; заявление ФИО1 об отказе от захоронения; копии полиса ОМС на имя ФИО1, ультразвукового исследования органов малого таза, пренатального скрининга, протоколов скринингового УЗИ беременности ФИО1 от ДД.ММ.ГГГГ и ДД.ММ.ГГГГ; график дежурств <данные изъяты> ЦРБ на декабрь 2015 года; медицинское свидетельство о перинатальной смерти №; историю родов №, индивидуальную карту № и амбулаторную карту № на имя ФИО1 – хранить при деле; журнал новорожденных, журнал поступления беременных, тетрадь отказа от госпитализации – возвратить в <данные изъяты> ЦРБ, а при отказе от получения – хранить при деле.

Приговор может быть обжалован в апелляционном порядке в Судебную коллегию по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации через Калужский областной суд в течение 10 суток со дня его провозглашения.

В случае подачи апелляционной жалобы осужденный вправе ходатайствовать о своем участии в рассмотрении уголовного дела судом апелляционной инстанции, о чем он вправе указать в апелляционной жалобе.

Председательствующий                         Р.А. Сидоров